Нежное насилие - [3]

Катрин не могла себе представить, что дочери действительно не нравятся поистине изящные и удобные вещи, которые она изготовляла своими проворными руками. В ее отказе носить их Катрин видела нежелание принимать родительскую опеку. Однажды она была даже близка к тому, чтобы устроить по этому поводу скандал, но вовремя успела сообразить, что это бессмысленно. Поэтому отказалась от намерения что-либо навязывать Даниэле, по каким бы причинам девочка ни отвергала те или иные предложения матери. Однако оставалось ощущение, что если такая линия и способствует сохранению спокойствия, то саму проблему не решает.

Катрин всегда ощущала беспокойство, видя перед собой Даниэлу в одной из ее любимых мальчишечьих рубашек. Они всегда сидели на ней очень небрежно: из одних она выросла, и на талии они задирались кверху, другие бывали велики и потому бесформенно болтались вокруг тонкого детского тельца.

Во время сегодняшнего обеда, проходившего в какой-то угнетенной атмосфере, мысли Катрин – что случалось крайне редко – были заняты дочерью гораздо меньше, чем любимым человеком. Правда, первая горячая радость предстоящего свидания была уже омрачена столкновением с матерью, но она знала, что снова будет охвачена пламенем, как только окажется в объятиях дорогого ей человека. Теперь главное состояло в том, чтобы устроить это свидание с наименьшими моральными потерями.

Обычно Катрин собирала свои длинные волосы в свободный пучок. Но Жан-Полю больше нравилось, когда они были распущены. Значит, нужно было вымыть голову и высушить волосы феном. Сделать это можно было только сейчас, в обеденный перерыв, так как сразу же после закрытия лавки предстояло пуститься в путь, чтобы не оказаться в Дюссельдорфе в состоянии загнанной лошади. А это, в свою очередь, означало, что придется просить мать и дочь заняться уборкой кухни сейчас, после обеда. Попросить их об этом было нелегко: Катрин боялась натолкнуться на непонимание.

«Ну что ты за человек, Жан-Поль! – думала она. – Не мог известить меня о приезде хотя бы на денек раньше!»

Катрин и не предполагала, что в этот момент ее мать думает почти о том же. Хельга Гросманн считала неприличным то, что этот человек посмел назначить рандеву так поспешно. «Он обращается с ней, как с девкой по вызову. И она это терпит! Если бы была просто молодой, одинокой женщиной (их сейчас называют английским словом «сингл»), то подобное обращение еще можно было бы понять, да и то с трудом. А он, зная, что у нее семья, позволяет себе столь бесцеремонно и грубо вторгаться в нашу жизнь, перечеркивая все наши планы. Откуда такая наглость?»

– Данни, – неуверенно произнесла Катрин.

Даниэла подняла глаза от тарелки, сразу же почувствовав неладное. Мама называла ее этим коротким именем только в тех случаях, когда собиралась просить о чем-то необычном.

– Данни, – снова начала Катрин, – хочешь сегодня пойти с бабушкой в театр?

– А почему ты об этом спрашиваешь?

Катрин нервно перебирала вилкой овощи в своей тарелке.

– Я задала тебе совсем простой вопрос. Не можешь ли ты – я прошу тебя об этом – так же просто на него ответить?

– Сначала я хочу знать, что за этим кроется.

– Если ты сейчас возьмешь на себя мою долю обязанностей по уборке, то сможешь сегодня вечером пойти с бабушкой в Городской зал.

– Ах, вот как! Ты снова отправляешься крутить шуры-муры!

– Даниэла! – вскрикнула возмущенная Катрин.

– Какая невоспитанность! – негодовала Хельга Гросманн.

– А если это правда?! У тебя ведь что-то намечается, мамуля, разве не так?

– Надеюсь, что это не такой уж большой грех, если я раз в месяц съезжу в Дюссельдорф?

– Ты была там на прошлой неделе.

– Да, встречалась с твоим дедом. Ты ведь не захотела поехать со мной.

– А с кем ты встречаешься на этот раз?

– С хорошим другом.

– Это с тем, который все посылает тебе пестрые открытки?

– Да.

Даниэла вскочила со стула.

– Вот с кем бы я хотела познакомиться!

Катрин задумалась. Конечно, Жан-Поль будет разочарован, если она возьмет с собой Даниэлу. Тогда придется расстаться с надеждой на ночь любви. Но может быть, Даниэла вправе познакомиться с человеком, который так много значит для ее матери?

Хельга Гросманн прервала ее раздумья, упредив возможный ответ.

– Сядь, Даниэла, – строго сказала она. – Мы еще не встали из-за стола. Кроме того, маленькой девочке негоже навязываться в общество взрослых.

Даниэла снова опустилась на стул.

– Кто это навязывается?

– Ну, хватит! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Даже и не думай о том, чтобы мама взяла тебя с собой.

– Да ну, я просто пошутила.

– Ты сможешь с ним познакомиться, – заметила Катрин, – только в другой раз.

– А ты что же, воображаешь, что мне это так важно?

– Да ты ведь сама только что сказала… – начала было Катрин, но остановилась, поняв, что единственным желанием дочери было позлить ее. – Ну почему ты такая?

– Это какая же?

– Какая угодно, только не добрая.

– Хватит болтать! – прекратила их пререкания Хельга Гросманн. – Сегодня ты можешь пойти со мной в Городской зал, Даниэла. И радуйся: увидишь «Пигмалиона».

– Не знаю такого.

– Ты еще многого не знаешь.

– Сюжет тот же, что и в мюзикле «Моя прекрасная леди», – пояснила Катрин, – только без музыки.