Нежданно-негаданно - [70]

— Яй, яй, яй! Дорогая, уважаемая Федора Матвеевна, красно солнышко. Здравствуем, здравствуем.

— Логантию Перфильичу доброго здоровья, — поклонилась Федора, приготовившись слушать.

— Ты, может, и забыла уж, Дорушка, а ведь мы с твоим братцем, Иваном Матвеевичем, были закадычные друзья. Бывало, на масленку запрягу Воронка, позову брата твоего, давай, Иван Матвеевич, дадим копоти — и по деревне пошел. Вихрь сзади. А бабы жмутся к воротам, шушукаются: это Лога с Иваном. Я шлем надену…

При последних словах Федора не выдержала, тонкие губы ее растянулись в улыбке. Она знала, что никакого Воронка Лога не держал — безлошадные они были.

Лога же заметил, что угодил Федоре, и чутье ему подсказывало, что она еще желала бы послушать, молвил:

— Ведь вот с хорошим человеком и поговорить-то некогда. Сказала моя скупердяйка, если не придешь к шести часам, и опохмелиться не получишь. А я на именинах у дочери был вчера, Дорушка.

Федора знает, что никаких именин вчера не было, дочь Логи давно уже в деревне не живет и не приезжала.

— Сейчас я тебя опохмелю, Логантий Перфильич, для дорогого человека не жалко, уж всегда словом утешишь.

Федора зашла в ограду, спустилась в погреб, налила из «корчаги» кружку браги, вынесла Логе.

— Помянем, Федора Матвеевна, Ивана — дружка. Башковитый был. Когда приехал после учебы и стал потом начальником электростанции, меня все звал к себе монтером, подучу, говорит, тебя, Логантий Перфильич, и будешь электричество к домам проводить. Да я побоялся: убьет ишшо током-то. Побоялся, признаюсь. Но будем здоровы. — Он залпом выпил кружку, крякнул: — Бражка у тебя сама лучша в деревне, никто у нас таку не умеет делать.

При упоминании Логой Ивана, тот встал перед Федорой как живой. Вот он приехал после учебы в тридцать шестом году в село. Электростанцию узловую построили. Ивана начальником поставили. К домам электричество стали подводить. По округе Иван первым человеком стал. Федору даже завидки брали. Он вот поехал учиться. А она, может, всю жизнь медсестрой в больнице проработает. Завертела головой, не хотела ране учиться. Иван в отцову породу, прав Лога, башковитый. А ей только упрямство одно от той породы досталось. Сказала, не будет дальше учиться, — и не стала; сказала с мужиком жить не будет, — и ушла. Такая она своенравная. А Леонид в отцову породу.

Вишь, педагогом стал, так ее, Федору, поучать задумал, как ей с Нинкой распорядиться. «Интеллигенция чахлая! Настою на своем, и никуда не уедет. Неча мотаться… Сам мотался, мотался да девку с пути сбивает. Сказала, и по-моему будет».

Лога, видя, что Федора задумалась о чем-то своем, стал прощаться.

— Ну, ладно, Федора Матвеевна, спасибо за бражку, подлечила.

Федора опомнилась.

— Не за что.

— Племянничек приехал? — опять завел разговор Лога, вспомнив о Леониде.

— Приехал, — неохотно ответила Федора.

— Видел его на горе (в центре села), обходительный, вежливый. За ручку поздоровался. Как, говорит, здоровье, Логантий Перфильич, по имю-отчеству величат. Да поговорить-то нам не дали, директор школы его позвал. На другой раз, говорит, потолкуем. Молодчина парень!

Федора ничего не ответила.

— Ну, до свидания, Федора Матвеевна, идти надо. Климентий Ефремович в письмах все интересовался про здоровье. Да вот вперед меня преставился, царство ему небесное, — Лога перекрестился. — Человек был. Справедлив.

Федора давно считала Логу «умом набекрень», как она выражалась, и сейчас только поддакивала.

— Слышала, что на похороны-то председатель не отпустил. Вызов, говорят, был.

— Был, Федорушка. Да здоровье подвело. Захворал.

— Так, так, — качала головой Федора, насмехаясь в душе над Логой. Передразнить или посмеяться над кем-то в деревне лучше ее никто не умел.

— Ну, пойду я, до свидания, — в третий раз начал прощаться Лога.

Только сейчас Федора заметила, что штаны у Логи на левой стороне. Она сначала ухмыльнулась про себя, а потом как бы ненамеренно проронила:

— Логантий, штаны-то ты на левую сторону надел! — и захохотала громко.

— Это, Федора Матвеевна, чтобы не отгорали. Штаны у меня из шибко хорошего сукна. На правой стороне я их только по праздникам ношу.

«Чтобы не отгорали. Дурак, так дурак и есть», — усмехнулась Федора и хотела пойти в ограду. Она понасмехалась над Логой, отвлеклась малость.

В душе Федора ненавидела Логу, и ей было бы легче не смотреть на него, а с другой стороны, хоть повеселит эту саму душу, чудное что-нибудь скажет, и эти разные чувства уживались в ней.

И в то же время мысли цеплялись за старое, обидное, за что была скрытная ненависть к Логе.

Когда вернулся отец с действительной службы, полегче жить стало, выкарабкались из нищеты, две лошади завели. Даже в страду иногда помогала Дарья-полоумная, которая шла к каждому, кто пригласит, чтобы прокормиться.

…А тут опять неразбериха такая: Лога, то ли по чьей вредительской воле, то ли случайно, смехом, или еще как, кто теперь разберет, попал в комиссию по раскулачиванию.

…— У Бандуриных две лошади, наемную силу привлекали — выслать их за Обь-реку, — «долдонил» он свое, и только.

Ладно, люди умные заступились, заговорили:

— Чего ты, дурак, мелешь, кого тут раскулачивать! Слезы бедняцкие еще не просохли. Да и Бандурин Советскую власть завоевывал.