Незавершённый уход - [16]

Только ими он оправдывал себя, когда человеческая совесть еще пыталась сопротивляться. В эти моменты он сразу вспоминал слова великого пророка Исайи (60.11–12.)

«И будут отверсты врата твои, не будут затворяться ни днём, ни ночью, чтобы приносимо было к тебе достояние народов, и приводимы были цари их. Ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся».

И в этот момент ощущение исключительности и гордости подкатывало к нему, заглушая все муки совести. Когда же приходилось иметь дело с выдачей денег под процент, он строго следовал наставлениям Второзакония 23.19-20.

Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост.

Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь Бог твой благословил тебя во всём, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, что бы овладеть ею.

В эти мгновения, когда он вспоминал эти строки, особое ощущение исключительности наполняло всю его сущность. Он ощущал себя богоизбранным, каким-то особым. Всех же остальных жителей, не иудеев, он считал просто животными, из которых ему и его братьям необходимо извлекать как можно больше прибыли и эксплуатировать их. Тексты же талмудов только усиливали в нем убеждение в его полной исключительности. И они же учили его держать все это в тайне. Особливо, если это грозило ему и его братьям какой-то опасностью. Всему этому он не просто формально строго следовал, но следовал с каким-то особым упоением. Но, порой, видя жестокие страдания других людей, особенно когда приходилось массово продавать пленников большинство, из которых были женщины и дети, что-то внутри его ломалось и тогда, он особенно остро чувствовал всю несправедливость того, что происходит в мире, несправедливость всех этих писаний и учений. Такое бывало, когда набег кочевников, на какой ни будь поселок, завершался удачей, и удавалось захватить множество беззащитных людей. В такие моменты он ходил к раввину, который долго читал ему писания, избавляя Иосифа от мук совести. Потом постепенно все приходило в норму. Воспитание, советы иудейских мудрецов и время все лечили.

* * *

Так и сейчас. Видя ту жуткую несправедливость, которую собирался сотворить Лис с семьей своего близкого друга, совесть его разрывалась. Хотя такая ситуация еще раз подтверждала слова писаний что гои — не люди, раз могут такое творить со своими близкими людьми, все же это мало утешало Иосифа. Но, опасность ему и его близким — он знал, что Лис очень хитрый, коварный и мстительный человек, все же удержала его от отказа в операции. Все же хазарин решил обязательно, потом с этим мерзавцем посчитаться. Так как иметь с ним дело было крайне опасно, и оскверняющее воздействовало на его психику.

* * *

Очнувшись от размышлений, Иосиф подошел к Лису.

— Ну, все нормально! Ладно, ты можешь уходить. Мы в расчете. За дальнейшее не беспокойся. — Сказал он нервно.

— Ну, я и не беспокоюсь! Я тебе доверяю. В случае чего я же тебя все равно достану и три шкуры спущу. Ты ж меня знаешь. — Лис хитро сощурился, прямо смотря в глаза Иосифу. — Да и потом, зачем тебе меня обманывать. Мы ведь с тобой вместе столько дел еще можем совершить.

— Да Лис, непременно. Ты не сомневайся. Все будет сделано в самом лучшем виде. — Заискивающе ответил Иосиф. — А теперь иди. Мне нужно закончить наше предприятие.

— Ну бывай хазарин!

— Бывай Лис.

На этом они расстались. Лис вскочил на коня и вместе со своими людьми медленно поскакал по направлению к городу. Иосиф грустно и злобно посмотрел ему в след. Потом он приблизился к своим соплеменникам и, поговорив некоторое время, они приступили.

* * *

Пленников небрежно перегрузили на телеги купцов. Недалеко от города формировался большой караван с невольниками, который как раз собирались гнать на Царьград. Главное было сейчас без приключений довезти пленников то места сбора. Впрочем, братья-хазаре были людьми опытными. Такие вещи им было не впервой. Недолго поговорив с ними, Иосиф сел в свою бричку и двинул в город. Они же медленно погнали телегу, увозя Светозара и его близких в неизвестность.

* * *

Дорога была очень трудной и опасной. Их гнали крепко связанными вереницей, конные кочевники степи, которые выкупили юношу и его земляков у новгородских хазарей и подгоняя батогами вели их по степи босыми и полуголодными. Женщин продали немного раньше и отделили от общей массы невольников. Их предстояло гнать на восток. Остальных же пленников гнали в Византию, Царьград.

Тот последний разговор с Лисом юноша запомнил на всю оставшуюся жизнь, и именно желание отомстить держало его на этом свете, не давая сдохнуть, как треть людей из каравана которые шли вместе с ним по степи под палящими лучами солнца. Когда они были уже на полпути, их конвоиры потеряли бдительность, видя жалкое состояние пленников. На каждой из стоянок Светозар перегрызал, перетирал веревки, которыми он был связан. И вот на одной из них развязавшись и сломав шею одному из охранников ему, наконец, то удалось уйти.

Уставшие степняки перепились медовухой и совсем потеряли бдительность. Светозар кинулся на одного из них и, не мешкая, сдавил шею. Нож степняка вошел в мягкие ткани ноги, но от возбуждения юноша этого даже не почувствовал только сильнее стиснул шею врага. Послышался хруст костей и кочевник обмяк. Кое-как, перевязав куском холщевой рубашки свою рану, Светозар, что есть силы, бросился прочь от лагеря степняков. Тут за спиной вдруг послышался шум и возня. Это проснулись пьяные кочевники. Юноша подобно мыши юркнул в траву. Травы в этот год удались на славу, что способствовало изобильному росту поголовья коней и всяческого крупного рогатого скота в тот год. Травы скрыли юношу. Что есть силы, он то полз, то бежал. Темнота была непроглядной. Вдогонку полетели стрелы. Одна из них крепко впилась в плечо.