Незавершенный роман студентки - [26]

– Да, в Сицилии такие! – пробормотал скульптор, видимо, не все расслышав. – А кто автор этой статуи?

– Я сейчас не помню. У меня от вина так кружится голова… – старалась выпутаться Циана из неловкой ситуации, так как не знала не только автора скульптуры, но и к какому периоду она относится. Хорошо, вовремя остановилась и не ляпнула, что видела эту скульптуру в музее. – Ну как, работа движется? – переводя разговор в иное русло, спросила она.

– Готова, богиня! Остальное я сделаю точно по твоему образу, который останется во мне навсегда…

Циана спустилась с подиума, наклонилась и подняла плитки с эскизами. Пракситель замер, очарованный ее грациозными движениями.

– Да ведь это Афродита Книдская! – изумилась Циана, узнав и амфору, и брошенный на нее хитон, и входящую в море красавицу, которых видела когда-то в музее.

– Какая? – спросил скульптор, и Циана подосадовала на себя: снова сболтнула лишнее. Так искусствоведы назовут эту статую много позже.

– Ты делал еще какую-нибудь Афродиту?

– Да разве подобное возможно, о дивная из богинь!

– Хватит превосходных степеней! Ты, кроме Гомера, не читал, что ли, ничего? Лучше скажи, знаешь ли Фрину?

Пракситель никак не мог понять, почему богиню так волнует этот вопрос. Циана же знала из истории, что именно Фрина вдохновила Праксителя на создание Афродиты Книдской. Но разве мало в истории ошибочных утверждений?

– Пракси, эта скульптура станет твоим величайшим произведением, – заявила пророчески Циана и добавила снисходительно. – Правда, в некоторых местах ты прибавил мне лишние килограммы, но что поделаешь, таковы ваши вкусы.

– О, из пены рожденная! Если позволишь, я не буду одевать статую в одежды! – трепетно взмолился ваятель. – Хотя до сих пор мы, ваятели, не смели показывать богинь нагими.

– Да как можно прятать в одежды такую красоту?! – сказала Циана, надевая хитон. Скажи своему начальству, что Афродита лично разрешила не одевать одежд. И прекрати называть меня богиней. Я обыкновенная женщина! Протагор вон когда еще сказал всем вам, «человек есть мера всех вещей». Человек, а не боги! Понял?

– Протагору было легко говорить что думает! – пряча плитки в шкаф, сказал Пракситель. – А нас теперь заставляют верить в богов!

Но Циана уже не слушала его, поскольку ей очень хотелось пить и она, подобно богине охоты Артемиде, бросилась в беседку, где оставались философ и писатель.

– Кто даст мне пить? Я умираю от жажды!

Старый философ и писатель стали наперегонки наливать ей вино из мехов. А поскольку уже в те далекие времена писатели были более усердны в служении богам и владыкам, то и победил писатель.

– Мех неси! – крикнула ему Циана. – Я никогда не пила из меха!

Писатель осторожно откупорил ножку, и Циана жадно поймала ртом розовую струю, неразбавленную и липко-сладкую. Циана не поспевала за струей, и вино залило ее прелестную шейку, потекло за пазуху. Циана завизжала восторженно.

Трое атеистов совсем потерялись и не знали, что с ней делать. Какие бы безобразия ни вытворяли, если верить легендам, дочери Зевса и иные жительницы Олимпа, ни одна из них не вела себя и обществе столь развязно. Но это красивое и пьяное существо знало то, чего не могла знать не только женщина, но и любой простой смертный.

– Дочь Зевса, недавно ты довольно пренебрежительно отозвалась о Платоне, а что ты думаешь об Аристотеле? – обратился к Циане философ и посмотрел на нее долгим подозрительным взглядом.

– Но что такого особенного я сказала? – заявила Циана и невольно вздрогнула, уж не совершила ли она чего-нибудь недозволенного. Но опьяненная новой порцией неразбавленного коринфского, продолжила: – Он славный старикан. Куда нам всем без его идеализма! А кроме того, римляне говорили так: de mortuis aut bene, aut nihil. Пардон, это на латыни, а по-нашему так: о мертвых либо хорошо, либо ничего! Тем не менее, он мне не симпатичен из-за своего «Государства». Иначе как рабовладельческим и не представляет себе государство! Аристотель тоже подпевает ему. Конечно, может быть, для вас он самый-самый… Да, парень действительно много знает, а потому знает, что взял от вас всех лучшее – и от Платона, и от Зенона, и даже от тебя, Пракси. Но не так надо… – Циана окончательно опьянела, стала путать древнегреческие слова с болгарскими.

– Но не так… Хочешь прохлаждаться в тени и, потягивая вино, философствовать, – ладно, но не за чужой счет. Не за счет таких рабов, как ты и я! Напрягай свой гениальный разум, изобретай, делай открытия, а не сиди на чужой шее…

– О, неземная! – испуганно воскликнул ваятель. Разговоры, подобные этим, о рабах и прочее, мы и в мыслях не держим!

– Но почему, Пракси, ведь у вас демократия?! Да, может, ты и гений, но и рабского тебе не занимать! И ваш Аристотель такой же. До чего дойти, а? Выступать против женщин! Мол, мужчина – Солнце, а женщина – Земля, он – энергия, она – материя, но не ровня мужчине.

– Где это он написал? – поинтересовался философ. – Я подобного не знаю.

– Ну, если еще не написал, так напишет, – заявила Циана и вслед за этим ехидно захихикала – А на гетере Филис сломался! Как, вы не знаете этой истории? – спросила она, глядя на недоумевающего Праксителя. – Ну как же. Значит, раздела она его, надела на него уздечку, как на лошака, села верхом и кнутом, кнутом его… Понимаете, стегает его кнутом и заставляет бегать на четвереньках!… Видимо, эта Филис очень красивая?…