Незавершенное дело Элизабет Д. - [93]

– Надеюсь, вы понимаете, – продолжал Майкл. – Кто-то назвал бы это бессмысленной трагической случайностью, но мы здесь не верим ни в трагическое, ни в случайное, ни в бессмысленное. Элизабет шла своим путем, и произошедшее было частью его. Она получила уже очень многое от короткого подготовительного периода, и, полагаю, ее записи это отражают. Она планировала поработать над набросками, которые сделала после того, как ей был поставлен диагноз.

Последнее слово отозвалось неприятным эхом. Кейт подумала о пропавшей тетради и о том, сколь многое вместили те несколько месяцев после рождения Эмили. «Та ужасная писанина…»

– И поэтому брала некоторые свои записи с собой. – Она постаралась добавить голосу уверенности, чтобы не получился вопрос.

– Для некоторых такая работа – часть процесса, и мы поощряем это, особенно у людей креативных, какой была Элизабет, работавшая и со словами, и с красками. Но мы не обсуждаем процесс с теми, кто не является нашими гостями. Надеюсь, вы понимаете.

Кейт не ответила, он продолжил:

– Ко времени отъезда в Калифорнию она уже обрела некоторый душевный покой, меньше сердилась. В какой-то степени изменила отношение к генетике, ко многим вещам. Вы ее подруга. Вы знаете.

Она не знала. Но знала, что у Элизабет была наследственная предрасположенность к болезни, от которой умерли ее мать и тетя. И еще она знала: вероятность того, что женщина, однажды преданная любимым человеком, не поддержавшим ее в трудную минуту, не позволит себе довериться снова и предпочтет решать вопросы по-своему, в тайне ото всех, как это было с ее матерью, очень велика.

Шелест бумаг и новая нотка в его тоне означали, что разговор подошел к концу.

– Надеюсь, семья утешится по крайней мере этим.

Кейт помолчала.

– Думаю, так оно и будет.

Глава 30

По воскресеньям в августе машин на дорогах всегда больше. Это такая же неотъемлемая часть летнего путешествия, как и тонкие комковатые подушки в съемных домах. Съехав с парома, они катили по дорогам, забитым кочующими отпускниками, пересекли границу Массачусетса и продолжили путь на юг, вдоль побережья Коннектикута, в густом потоке машин. Дети уснули, но Кейт, хоть и откинула сиденье и закрыла глаза, последовать их примеру не смогла. Она убрала волосы назад и направила вентилятор себе на лицо.

– В котором часу ты обещала Дейву приехать? – сдержанно спросил Крис.

– Я не звонила.

Он взглянул на нее коротко и тут же отвел глаза.

– А если его не будет дома?

– Будет. – Она посмотрела в окно.

По правде говоря, Кейт не хотела сообщать Дейву, что собирается приехать. Она не представляла, что сказала бы по телефону, наверняка что-нибудь раздражающе загадочное, вроде «Мне надо поговорить с тобой кое о чем». Или более прямолинейное, например: «Я знаю, зачем Элизабет летела в Лос-Анджелес». Он мог разозлиться, если бы она отказалась обсуждать это по телефону, или решил, если действительно он взял дневник, что обойдется без ее откровений. «Не трудись» – вот и весь разговор. Она не знала, склонен ли Дейв таить обиду и способен ли прощать. Но если их отношения испортились из-за ее обвинения, что это он взял дневник, по телефону все равно ничего не решить.

– Сколько планируешь пробыть? – Его небрежный тон плохо вязался с тем, как он держал руль – руки именно в том положении, как учат на водительских курсах.

– Не знаю. Может, несколько часов.

Он не ответил.

Накануне вечером, после того, как дети легли спать, они поужинали на веранде. Сидели за круглым столом с цитрусовой свечой посредине – появление ночных насекомых всегда сигнализировало конец лета, – и Кейт не в первый уже раз задалась вопросом, почему они не делают так дома. У них же есть гриль, и в Вашингтоне тоже полно морепродуктов. Они откладывали эти трапезы на свежем воздухе, чтобы добавить особенной прелести отдыху на острове, но это была не единственная причина. Правда заключалась в том, что они слишком увязли в рутине каждодневных обязанностей, чтобы отвлекаться на что-то еще.

Она пропарила моллюсков в вине с шалотом и запекла в алюминиевых пакетиках молодую картошку с маслом и морской солью. Он сварил омара на плите, а потом они сидели за столиком – вдвоем, лицом ко двору, воде и багряному небу.

Она вздохнула.

– Сегодня я кое-что узнала об Элизабет.

Он задержал взгляд на лужайке, потом повернулся с натянутой улыбкой, как бы говоря: «Неужели нельзя просто приятно провести этот последний вечер?»

– О?

Не спросил, что она узнала и как, когда не смогла отыскать единственный непрочитанный дневник. Взял вилку и начал есть.

Наблюдая за ним, она изо всех сил старалась не показать, как задевает ее это демонстративное безразличие. Ей нужно было как-то сломать эту безучастность. Если не для того, чтобы он помог ей разобраться во всем, то по крайней мере чтобы заручиться его поддержкой в том, что она хотела сделать. Она рассказала про ночное телевидение, про украшения и соковыжималки и про визитную карточку в сундучке.

Он молчал чуть дольше, чем, по ее мнению, следовало бы в подобных обстоятельствах, потом отправил в рот очередной кусок.

– Значит, Элизабет полетела в Джошуа-Три купить соковыжималку?