Незавершенное дело Элизабет Д. - [91]

После первого получаса детям надоело сидеть с удочками, а через час бултыхания в мелких, оставленных отливом лужах грабли и лопатки были потеряны, поломаны или заброшены. Но ветерок оставался мягким, дюны мирно дремали, а в машине нашлось все необходимое, поэтому они разбили лагерь, убедив Пайпер, что это место нисколько не хуже для купания, чем ее любимый пляж.

Крис тщательно изучал расписание приливов в разных частях острова и, когда условия были оптимальные, демонстрировал упрямство и решительность Ахава. Уровень воды немножко поднялся; прибрежные сливы, казалось, стали крупнее и спелее за прошедшие часы. Но клева не было. Он приводил примеры прошлых успехов, вспомнил даже случай, когда на этом самом месте поймал сорокафунтового окуня на живого угря. И все равно до самого отъезда на его наживку так никто и не позарился. В ответ на неудачу Крис в своей обычной манере лишь безразлично пожал плечами.

– Думал, сегодня поймаю, – небрежно сказал он, выезжая с песчаного берега на дорогу. – Чувствовал рыбацкую удачу.

– Рыбацкая удача редко приходит к тому, кого сопровождает шумная парочка шести и четырех лет, – заметила Кейт. По обе стороны дороги росли кусты восковницы и пригнутый ветрами можжевельник, и она с удовольствием вдыхала запахи лета.

– Да ты никогда не верила, что я что-нибудь поймаю. – Крис произнес это с ноткой обиды и тут же улыбнулся, немного печально и игриво. Он загорел, весь покрылся солью, и его левый локоть небрежно свешивался из окна. Улыбка вышла печальной и игривой. – Никакой веры.

Кейт ухмыльнулась.

– Это же ты, мой дорогой, предложил омаров. Это ты не верил, что я поеду, если меня не подкупить. – Она побарабанила пальцами по опущенному стеклу, чувствуя солнечное тепло на пальцах.

Жизнь на острове была несовместима с тревогами из-за пробирок с нервно-паралитическим газом или заражением воды. Подумав так, она почти поверила в это. Нет никакого упрямого голоса, нашептывающего воображаемые предостережения: тонущие паромы, отравленные кролики, зараженные облака, надвигающиеся из Бостона. Это просто сбой гиперактивного мозга, привыкшего держать все под контролем. И, возможно, здесь-то и ждал сюрприз, неожиданный дар логики, – жизнь в Вашингтоне или где-то еще тоже может быть несопоставимой с такими страхами.

Крис доехал до конца длинной песчаной дороги и остановился, ожидая, когда можно будет влиться в поток транспорта. На углу виднелась фермерская палатка, торгующая продуктами и цветами. Пока машина стояла, Кейт наблюдала за вяжущей женщиной в палатке. Маленький мальчик с ней рядом катал игрушечные машинки по картонной коробке со смесью ягод.

– Так что там с домом? Макс и вправду собирается его продавать? – спросил Крис.

– Я пока с ним не разговаривала, но, судя по всему, да.

Помимо овощей, в палатке были предназначенные на продажу детские свитера и шапочки ручной вязки, и даже с расстояния в десять ярдов Кейт смогла оценить их по достоинству. Расстеленные на столе детские одеяльца демонстрировали сложный вязаный рисунок. Кардиган с витым узором лежал на более крупных овощах, дружески обнимая рукавом летний кабачок.

– Знаешь, я думала о том, чтобы снова приехать сюда осенью, помочь Максу с переездом. – Она могла бы помогать упаковывать коробки, заниматься пекарней. Возможно, он будет рад компании, кому-то, с кем можно поговорить или даже просто помолчать. – Ты не против остаться с детьми в какие-нибудь выходные, чтобы я съездила?

Крис пожал плечами.

– Конечно, лишь бы мне не ехать.

Мальчик опрокинул коробку с ягодами, и из нее на стол посыпалась ежевика, малина, голубика. Женщина отложила вязанье, чтобы вернуть ягоды в коробку.

Надо позвонить Энтони. Пусть знает, что на нее рассчитывать не стоит. Соблазнительно представлять, как она занимается вещами, которые, бывало, приносили такое удовлетворение, и тешить себя надеждой, что она была бы специалистом – даже лучшим, чем раньше. Со всем бы справилась. Так Кейт по привычке отвечала Крису, хотя он, в общем-то, провокационных заявлений не делал. Спорила она главным образом сама с собой.

Элизабет после смерти стали характеризовать не иначе как прекрасную мать, прекрасную жену, прекрасного друга. Стоит человеку умереть, как его тут же стараются отлить в своего рода памятник. Всю сложность и противоречивость натуры Элизабет мало-помалу сократили и свели к следующему: любящая, нежная мать; сама сердечность, истинная душа своего семейства; преданный член общества матерей, вдохновительница, рабочая лошадка. Насколько все это соответствовало действительности, значения не имело. Некоторые качества в процессе мемориализации преувеличивались, некоторые исчезали.

Никто пока, насколько знала Кейт, не сказал, что «Элизабет была творческой личностью, что она создала интересные работы, которые продавались здесь и там», пусть даже лишь несколько ее картин еще висели в чьем-то доме, купленные, вероятно, по дешевке несколько лет назад в маленькой галерее на А-авеню или в островной галерее. Никто не сказал, что «ее графика появлялась в рекламе того или иного журнала». Или что «она не только растила детей, но и много работала по ночам»