Незавершенная революция - [4]
«Мы хотим строить социализм.., — любил повторять Ленин, — из того материала, который нам оставил капитализм со вчера на сегодня... У нас нет других кирпичей...»
Эти «кирпичи» — традиционные методы правления, жизненные национальные интересы, образ жизни и мышления и различные другие факторы, свидетельствующие как о силе, так и о слабости. Прошлое преломляется в новаторстве революции, сколь бы смелым оно ни было. Якобинцы и Наполеон действительно продолжили строительство единого и централизованного государства, начатое и до определенного момента проводившееся старым режимом. Никто не подчеркнул это с большей силой, чем Карл Маркс в своем сочинении «Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта», появившемся через несколько лет после «Старого режима и революции» Токвиля. Известно также, что Россия по-настоящему вступила на путь индустриализации в годы правления последних двух царей и стремительный выход на политическую арену промышленного рабочего класса был без этого невозможен. Обе страны достигли при старом режиме определенного прогресса в различных областях. Это не означает, что прогресс мог бы продолжаться «упорядоченно», без гигантских «потрясений», вызванных революцией. Напротив, старый режим разрушался именно вследствие достигнутого им прогресса. Революция не была ненужным явлением, она была необходима. Прогрессивным силам было столь тесно в рамках старого порядка, что они взорвали его. Французы, стремившиеся к созданию единого государства, постоянно сталкивались с ограничениями, вызванными феодальной обособленностью. Развивающейся буржуазной экономике Франции необходимы были единый национальный рынок, свободное крестьянство, свободное передвижение людей и товаров, и старый режим мог удовлетворить эти требования лишь в очень узких пределах. Любой марксист объяснил бы это так: производительные силы Франции переросли сложившиеся в ней отношения феодальной собственности, и им стало тесно в рамках бурбонской монархии, которая сохраняла и защищала эти отношения.
Положение в России было схожим, но более сложным. Усилия по модернизации структуры национальной жизни, предпринимавшиеся в царское время, блокировались тяжелым наследием феодализма, слаборазвитостью страны и слабостью буржуазии, косностью самодержавия, архаичной системой правления и, наконец, что не менее важно, экономической зависимостью от иностранного капитала. В эпоху последних Романовых великая империя была наполовину колонией. В руках западных держателей акций находилось 90 % шахт России, 50 % предприятий химической промышленности, свыше 40 % металлургических и машиностроительных предприятий и 42 % банковского капитала. Собственный капитал страны был невелик. Национальный доход явно не удовлетворял имеющиеся потребности. Более половины его приходилось на долю сельского хозяйства, страшно отсталого и вносящего весьма малый вклад в дело накопления капитала. В определенных пределах государство за счет средств, получаемых от налогообложения, создавало основы индустриализации, например строило железные дороги. Но в основном промышленное развитие зависело от иностранного капитала. Однако иностранные предприниматели не были особенно заинтересованы вкладывать получаемые высокие дивиденды в русскую промышленность, особенно когда этому препятствовали капризы своевольной бюрократии и беспорядки в стране.
Россия могла бы, по словам профессора Ростоу, вырваться вперед в деле промышленного развития только за счет своего сельского хозяйства и неимоверных усилий собственных рабочих. Ни одно из этих условий не могло быть выполнено при старом режиме. Царские правительства находились в слишком большой зависимости от западного финансового капитала и не могли отстаивать перед ним национальные интересы России; по своему происхождению и социальному положению министры были еще феодалами и поэтому не могли освободить сельское хозяйство от сдерживающей его развитие власти помещиков (из среды которых даже вышел премьер-министр первого республиканского правительства России 1917 г.). До прихода к власти большевиков ни у одного правительства не нашлось ни политической силы, ни морального права заставить рабочий класс трудиться и идти на жертвы, чего в любых обстоятельствах требует индустриализация. Ни один политический деятель этого периода не обладал необходимым для решения этих задач кругозором, решимостью и современным мышлением. (Граф Витте с его амбициозными планами реформ представлял собой исключение, лишь подтверждавшее правило, и его как премьер-министра и министра финансов практически бойкотировали царь и бюрократия.) Кажется невероятным, чтобы какой-либо нереволюционный по своей сущности режим смог поднять полуграмотную крестьянскую страну до нынешнего уровня советского экономического развития и образования. И здесь марксист сказал бы, что производительные силы России развились в недрах старого режима до той степени, когда они разрушили старую социальную структуру и ее политическую надстройку.
Однако никакой экономический механизм автоматически не вызывает окончательного распада старого установившегося порядка, не обеспечивает успеха революции. Десятилетиями обветшалая общественная система может приходить в упадок, а большая часть нации может и не осознавать этого. Общественное сознание отстает от общественного бытия. Объективные противоречия старого режима должны воплотиться в субъективных формах — в идеях, стремлениях и страстях людей действия. Основа революции, говорил Троцкий, состоит в непосредственном вмешательстве масс в исторические события. Именно в силу этого вмешательства — а это столь же реально, сколь и редко в истории, — год 1917-й стал столь выдающимся и важным. Огромные массы народа в полной мере сразу осознали, что установившийся порядок находится в состоянии разложения и загнивает. Произошло это в один момент. Сознание устремилось за бытием в стремлении изменить его. Однако этот резкий скачок вперед, это неожиданное изменение в психологии масс не возникли на пустом месте. Потребовались десятилетия трудов революционеров, медленного вызревания идей — за это время родилось и исчезло множество партий и групп, — чтобы создать морально-политический климат, вырастить лидеров, создать партии и выработать методы действий, примененные в 1917 году. В этом не было ничего случайного. За полувековым периодом революции стоит целое столетие революционной борьбы.
Троцкий был не просто главным врагом Сталина – он был настоящим Сатаной советской эпохи! Его имя старались не называть всуе, а слово «троцкист» из обозначения политических убеждений превратилось в оскорбление.Но что на самом деле думал живой, а не карикатурный Троцкий о Сталине? Какие оценки давали Советскому Союзу настоящие троцкисты? И какие прогнозы Троцкого продолжают сбываться?
Исаак Дойчер, автор целого ряда исторических и социологических исследований, рассматривает жизнь Троцкого сквозь формулу слов Макиавелли о том, что «вооруженные пророки всегда побеждали, а безоружные гибли». В этой книге Троцкий предстает единственным, кто открыто противостоял сталинизму, вплоть до своего трагического конца.В талантливом изложении одного из лучших европейских исследователей вы познакомитесь с трогательной и странной историей семейных отношений выдающегося публициста и оратора.
Взгляд старого троцкиста на классические антиутопии... Евгений Замятин «Мы», Олдос Хаксли «Дивный новый мир», Джорджа Оруэлл «1984», предупреждающие об угрозе тоталитаризма.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.