Незавершенная революция - [24]

Однако сталинизму нелегко было отмежеваться от классовой борьбы и социальных конфликтов в других странах. На нем тяжелым грузом лежало революционное прошлое, от которого никак нельзя было откреститься. Штаб-квартира Коминтерна находилась в Москве, а Интернационал олицетворял ранее провозглашенную большевиками приверженность делу всемирной революции. Длительное время у Сталина не было возможности распустить Коминтерн — он решился на это лишь в 1943 году. До этого же он пытался приспособить его к выполнению своих целей. Он приручил его. Он превратил его в придаток своей дипломатии или, как однажды сказал Троцкий, превратил иностранные коммунистические партии из авангарда мировой революции в пацифистские аванпосты Советского Союза. Коммунистические партии фактически согласились содействовать дипломатическим и узконациональным интересам «первого государства рабочих» именно потому, что это было первое государство рабочих. Им не хватило мужества настоять на собственной независимости, хотя и пришлось поплатиться за это политическим достоинством. Таким образом, они оказались в двусмысленном и потому безнадежном положении: ведь Интернационал, действующий в интересах единственной страны, строящей социализм, являет собой вопиющее противоречие идее его создания.

Поиски Сталиным национальной безопасности в рамках международного статус-кво имели бы смысл, если бы статус-кво был в основе своей устойчивым. Однако это было не так. Десятилетия между двумя войнами были периодом социальной нестабильности и непрочного равновесия сил на международной арене. Отсутствие социальной стабильности особенно ярко проявилось после депрессии 1929 года. Военное и дипломатическое равновесие было особенно подорвано возрождением Германии после поражения в 1918 году и ее намерением разрушить систему, сложившуюся в результате Версальского договора. Россию не могли не затронуть эти события. Тем не менее Сталин, его дипломатия и подчиненный ему Коминтерн пытались оградить себя и даже предупредить эти события, сдержать или сгладить конфликты за пределами Советского Союза, в которые он мог оказаться вовлеченным. Великий беспощадный диктатор, мнимый мастер «реальной политики», подобно королю Кануту, приказывал волнам революции, контрреволюции и войны остановиться. Сталин имел огромную власть над мировым коммунистическим движением, власть, за которой стояли вся сила и престиж СССР, и его позиция и политика, естественно, во многом определили историю мира в роковую эпоху. Никто не может сказать, как бы выглядел сейчас Запад или мир вообще, если бы рабочее движение за пределами СССР выступало за собственные интересы, следовало собственным традициям и не позволило кому-либо (Сталину или кому-то еще) извне вмешиваться в ход и направленность своего собственного развития. Возможно, передовые нации Запада совершили бы ныне свою социалистическую революцию или были бы к ней значительно ближе, чем сегодня.

Не думаю, что поражение революции и социализма на Западе было столь неизбежно, как принято сейчас думать. Не думаю, что они были вызваны объективными обстоятельствами, то есть благоразумием, присущим западному обществу. По крайней мере некоторые из превратностей социализма были вызваны субъективными факторами, неблагоразумной политикой, проводимой людьми и партиями, которые должны были бы быть защитниками социализма. Предсказания марксистов, касающиеся классовой борьбы при капитализме, не так уж неверны, как может теперь показаться, если при этом учесть, что Маркс, Энгельс и Ленин не принимали в расчет возможности появления сталинизма и его международные последствия.

В качестве иллюстрации приведем один небезызвестный пример (а таких множество). В начале 30-х годов Москва абсолютно спокойно и равнодушно наблюдала за подъемом нацизма, что не может не вызвать удивления и даже недоумения. Ни Сталин, ни его советники, ни пропагандисты, по-видимому, совершенно не осознавали, что может произойти. Они не почувствовали, что нацистское движение набирает силу и обладает разрушительной динамикой. В 1929—1933 годах по их указанию компартия Германии совершила целый ряд ошибок, которые облегчили Гитлеру захват власти. Итак, был ли триумф Гитлера в 1933 году действительно неизбежен? Привели ли к этому объективные обстоятельства? Или рабочее движение Германии могло все же предотвратить его?

Прежде чем попытаться ответить на эти вопросы, следует обратить внимание на тот факт, что в 1933 году это движение уступило Гитлеру без борьбы. Это сделали обе партии: и социал-демократы, которые, имея в своих руках профсоюзы, собрали на выборах свыше 8 млн. голосов, и коммунисты, собравшие свыше 5 млн. голосов. Самыми решительными и воинственными были коммунисты. Поскольку они имели политический вес и влияние на более инертную массу социал-демократов, их поведение в момент кризиса имело огромное значение. Тем не менее коммунистическая партия намеренно и систематически приуменьшала нацистскую опасность и убеждала рабочих, что именно социал-демократы, или «социал-фашисты», а не нацисты являются главным противником, на котором необходимо «сосредоточить огонь». Лидеры обеих партий — и социал-демократов, и коммунистов — без каких-либо объективных причин отказались от мысли о совместных действиях против нацистов. Их капитуляция не была неизбежной. Не была неизбежной и легкая победа Гитлера в 1933 году. Ни Сталин, ни советская компартия не были заинтересованы в постоянном поощрении политики капитуляции. Их инертность и равнодушие при виде поднимающегося нацизма были лишь результатом изоляционистской политики сталинизма, желания не допустить вовлечения СССР в какой-либо крупный конфликт за пределами страны. Добиваясь безопасности в этом отношении, Сталин препятствовал любым действиям немецких коммунистов, которые могли бы привести к конфронтации, а возможно, и к гражданской войне между немецкими левыми и нацистами.