Незавершенная революция - [20]

В последнее время много говорится о существовании в Советском Союзе и в Восточной Европе антагонизма между партийными функционерами и технократами; некоторые молодые ученые считают, что эти две группы представляют собой полностью оформившиеся и противоборствующие классы общества, и много рассуждают о «классовой борьбе» между ними, как если бы речь шла о борьбе между помещиками и капиталистами. Технократы, говорят они, к которым могут присоединиться рабочие, ставят целью свержение центрального политического аппарата, узурпировавшего власть со времен революции. Однако, если «новый класс», правивший Советским Союзом все эти десятилетия, в действительности состоял лишь из «центрального политического аппарата», установить его идентичность необыкновенно трудно. Состав этого аппарата неоднократно и значительно изменялся после каждой чистки и при жизни Сталина, и после его смерти. Для социолога этот «новый класс» — своего рода Чеширский кот.

Действительно, советская бюрократия пользуется намного большей властью, чем любой имущий класс современности; в то же время позиции ее слабее и менее защищены, чем позиции любого имущего класса. Ее власть велика, поскольку она охватывает политическую, экономическую и культурную области. Как это ни парадоксально, власть в каждой из этих областей берет свое начало в революционных преобразованиях. В экономике все началось с отмены частной собственности в промышленной и финансовой областях; в политике — с полной победы рабочих и крестьян над старым режимом; в культуре — с принятия государством на себя всей ответственности за образование и культурное развитие народа. Поскольку рабочие не смогли удержать верховную власть, завоеванную в 1917 году, все эти революционные преобразования превратились в свою противоположность. Бюрократия стала хозяином бесхозной экономики и взяла под свой контроль политику и культуру. Однако этот конфликт между происхождением власти и ее характером, между целями освобождения, к которым она стремилась, и тем, чему она служила, постоянно вызывал бурные политические трения и неоднократные чистки, вновь и вновь демонстрируя отсутствие социальной сплоченности в среде бюрократии. Привилегированные группы не сплотились в новый класс. Они не смогли заставить людей забыть о революционных преобразованиях, в результате которых они получили свою власть; не смогли они и убедить массы — и даже самих себя, — что использовали эту власть в соответствии с задачами революционных преобразований. Иными словами, «новый класс» не смог завоевать признания обществом его законности. Он вынужден постоянно скрывать свое лицо, чего никогда не приходилось делать ни помещикам, ни буржуазии. Он как бы осознает себя незаконным сыном истории.

Я уже говорил, что нечистая совесть заставляет правящие круги сводить «рабочих» и «служащих» в одну статистическую группу и делать государственным секретом структуру заработной платы и распределение национального дохода. Таким образом, «новый класс» исчезает в огромной серой массе «рабочих и служащих». Он прячет свое лицо и скрывает, какую долю национального пирога получает. После стольких лет травли сторонников уравниловки он боится эгалитарных настроений масс. Как точно отметил один западный наблюдатель,

«в то время как наши средние классы стремятся сравняться с высшими, в Советском Союзе привилегированные стремятся показать, что они стоят на одном уровне с нижестоящими».

Здесь обрисованы весь нравственный облик советского общества, лежащая в его основе мораль, а также живучесть и непреодолимая сила революционных традиций.

Более того, советские люди привыкли к массовости. Образование носит массовый характер. В обществе, где социальное расслоение основывается исключительно на доходе и занимаемой должности, а не на собственности, прогресс в области массового образования является мощной и в конечном счете непреодолимой силой на пути достижения равенства. Мы видели, что число советских специалистов с высшим и средним образованием за относительно короткий период выросло с 0,5 млн. до 12 млн. Процесс этот продолжается. В обществе, развивающемся в столь широком масштабе и столь стремительно, привилегированные круги вынуждены постоянно вбирать в себя все новые массы простонародья и пролетариата, ассимиляция которых происходит все с большим трудом, что вновь не дает возможности «новому классу» по-настоящему оформиться и закрепить свои общественные и политические позиции [4. В 1966 году в различных учебных заведениях обучались 68 млн. человек, в дореволюционное время - 10-11 млн. человек. По демографическим причинам (низкая рождаемость в годы войны) количество обучавшихся в 40-50-х годах составляло 46-48 млн. человек. В последние 7 лет оно возросло на 22 млн. В начальных и средних школах обучались 47 млн. человек, в университетах - 3,6 млн., в техникумах - 3,3 млн.; 13 млн. взрослых повышали уровень образования, из них 2 млн. рабочих и техников учились заочно, без отрыва от производства. С 1950 года количество студентов высших учебных заведений увеличилось в 3 раза.