Незавершенная Литургия - [32]

– Чадо Александре! – со слезами проговорила она своим певучим голосом. – Призови пресвитера церковнаго семо!

Саша смотрел в немигающие глаза отца. Он очень хотел ему донести все так, как оно было, но сам же понимал, насколько невероятно все то, что он видел и слышал.

– Папа! Потом стало твориться вообще Бог знает что. Из-за дверей послышались голоса. Разные: мужские, женские, детские, все они наперебой просили: «Позови священника! Пусть отслужит службу! Скорее, позови сюда священника!»

– Вы там были не одни? Или тебе показалось?

– Хуже!! Это были мертвецы!!!

– Что за чушь?

– Я посмотрел в проем двери. Ничего не увидел и вышел на эти голоса. Потом только заметил, как из воды встают люди, из-под крестов могильных. Не скелеты, не уроды. Бледные только как полотно. И первое, что говорят: «Позови священника!» Они все от своих могил медленно шли ко мне. Я видел их метрах в пяти от себя. Ты не представляешь, что это был за ужас. Мокрые и грязные, они открывали черные рты и говорили все одно и то же: «Позови священника отслужить службу!» Света, видя, что я испугался, увела меня оттуда. Я словно одеревенел, меня всего трясло. Не помню, как я прыгнул в лодку и стал судорожно грести. Света отдала мне ключ, попрощалась и пошла обратно. Я отплыл от острова и упал как побитый. Так я не пугался никогда в жизни.

Александр терялся в догадках, слушая взволнованный рассказ сына, и не мог ничего понять. Чем больше тот говорил, тем непонятней становилось: «То ли он в секту попал какую, то ли таблеток каких-нибудь галлюциногенных наглотался». Одно только он понимал твердо: сын ему доверяет. Это доверие нельзя было не оправдать. «В конце концов, почему бы и правда не сплавать туда? Хуже от этого не будет».

– Хорошо. Будь по-твоему. Поедем в церковь, поговорим с батюшкой.

Гледенская церковь Богоявления была единственным действующим из более чем двадцати городских храмов. Все они, некогда служившие красой и славою уездного города, теперь были приспособлены под различные нужды. В одной располагался магазин, в другой – пожарка, третью занимал автобусный парк, четвертую – винзавод и так далее. Три церкви с куполами и крестами служили музеями; будучи пустыми внутри, они внешне являли собой образцы неподражаемой северной храмовой архитектуры – две каменные, а одна деревянная. Сам Краеведческий музей Гледенска также располагался в церкви Петра и Павла, но уже обезглавленной. На фоне всего этого действующая церковь чем-то особенным не выделялась. Городской архитектор строго следил, чтобы возле храма, как памятника истории и архитектуры, не строилось ничего лишнего, а потому все церковные строения: сторожка, лавка, мастерские, гараж и прочее – стояли глубоко во дворе, как бы и вовсе не относящиеся к храму, построенному еще при царе Иоанне Грозном.

Несмотря на древность строения, иконы в храме в основном были новописанные. Старые образа растащили в двадцатые годы; после закрытия чудом уцелели росписи на стенах – их просто поленились сбить или замазать, надеялись, что они сами облетят со временем, но время оказалось над ними не властно. Когда завершили расчистку стенописи от копоти и грязи – народ ахнул. Фрески переливались торжественным многоцветием, словно только что написанные. Когда храм передавали общине, в начале девяностых, кроме стен и местами полов, в нем ничего не было. Потребовались годы, чтобы привести бывший склад в надлежащий Дому Молитвы вид. Люди любили свой храм, и постепенно в нем был сделан ремонт, появились иконы, золоченая утварь и колокола. Каждое лето сюда приезжали волонтеры – студенты из Московского архитектурного института – и дарили свой труд, восстанавливая храм в его первозданном виде.

Богоявленский храм был единственным действующим не только в городе, но и во всем районе, а потому на воскресную или праздничную службу съезжались богомольцы со всей округи, заполняя его так, что от множества людей, как говорится, яблоку некуда было упасть. Зато по будням здесь было тихо и даже пустовато – редко забежит кто-нибудь свечку поставить, и опять тишина.

Вот в эту-то тишину и вошли двое – отец и сын Фомины. У дверей нерешительно помялись, перекрестились, кто как мог, и переступили порог храма. Совершенно не зная, как себя вести, они прошлись по молитвенному залу, словно туристы на экскурсии, разглядывая все, задрав голову. Остановились возле алтаря. Со всех сторон на них взирали святые лики, и было ощущение, что они попали на сцену во время действия спектакля и своей неуместностью привлекают всеобщее внимание.

Александр в этой церкви был впервые, хотя и проезжал мимо тысячи раз, и даже как-то пожертвовал на нужды храма машину пиломатериала. Но для него она была не более чем частью городского пейзажа. Он не испытывал ни малейшей потребности, ни даже любопытства заглянуть внутрь, а уж зайти с целью помолиться – это было вообще чем-то из ряда вон… Детей он крестил в Питере. Нельзя было назвать приятным то впечатление, что он вынес из опыта давки в душном храме среди толпы и орущих младенцев. Сейчас же в тишине, где каждый его шаг гулким эхом отзывался под сводами расписных куполов, где еле слышно потрескивали горящие свечи и после жаркого летнего солнца все дышало приятной прохладой, он почувствовал себя хорошо и даже уютно.