Незапертая дверь - [34]

— Так, начнем, как обычно, аb origine. Мы с моим знакомым, он работает в лаборатории, так и сяк подкатывали и к полотну, и к краскам, и к шрифту, и к маслам, и к бумаге. Короче, пытались проверить ее на наличие… Нет, мы ничего не нашли. Я думаю, она чиста и невинна, как святая дева. Но! Ты не поверишь! Смотри! Видишь на этом листе дату? Десятое, так? Внимательно просмотри вот эту распечатку.

Подгоняемая его нетерпением, я, ничего не понимая, согнулась с лупой над листом, всматриваясь в ставшие огромными буквы. Я усердно пялилась сквозь стекло, несколько раз прочитав незаконченную строчку. Искала в ней заковырку, но ничего не нашла. В итоге сдалась, пожав плечами и буркнув: и что? Алик вытащил второй лист и положил сверху. Тот же самый отрезок.

— Теперь посмотри на этот, за двенадцатое число.

И снова я со старением школьницы-отличницы просмотрела гигантские буквы. Алик терял терпение, злясь на мою тупость. Впрочем, я и сама уже начинала раздражаться. Все порывалась расспросить, как крот с приятелем проводили анализ листов, а он мне тут…

— Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я нашла в этой обрубленной фразе! Я ее сто раз перечитала!

— Посмотри еще раз на лист за десятое, а теперь за двенадцатое. Неужели не видишь разницы? Действительно ничего? Они же отличаются как spiritus от espiritus!

— Если ты мне не скажешь, что я тут должна найти, я устрою тебе дэ профундис!

— Ой, извини, — опомнился крот, выдернул у меня из рук лупу и всучил другую.

Когда я в очередной раз склонилась над листами, тут же поняла, что мне надлежало увидеть. На первом листе была бумажная страница с печатными символами, а на втором… Я помотала головой, зажмурилась и снова приникла к лупе.

Первое, о чем я подумала: Алик решил надо мной подшутить. Вторым было: я не иначе как сплю. На листе за двенадцатое число все буквы были вытканы шелковыми, тончайшими нитями, прилегающими друг к другу так близко, что сливались в лоскутки. А страница, первоначально бумажная, походила на материю, только очень уж странную. Явственно напоминающую человеческую кожу с паутинками морщинок и с суженными порами! У меня даже перехватило дыхание. Мне показалось, что она живая, теплая, дышащая и реагирующая на прикосновения. Вот еще немного, и из дырочек, оставленных иглой, строчившей буквы, начнут выбираться крошечные капельки крови. Я поспешно откинулась на спинку стула, с грохотом положив на стол лупу.

— Она видоизменяется! — подняв на макушку очки, всплеснул руками Алик. — Ты тоже это видела! Когда открываешь книгу — внешне бумага не очень хорошего качества, но стоит к ней прикоснуться, и просыпается ее истинный вид! Она преображается буквально под пальцами! Она будто живая, Надя! И это еще не все!

— Погоди! — выскользнув из кресла, отмахнулась я и принялась шагать по комнате. — Мне еще нужно от первого сюрприза отойти! Боюсь, второго не выдержат нервы!

Алик, проявив небывалую заботу, сбегал к себе, принес валерьянку и бухнул половину бутылька в пластиковый стакан. Нервически наполнив его водой, сунул мне под нос. Ему не терпелось привести меня в чувство, чтобы продолжить экзекуцию. Влив в себя полстакана неимоверной гадости, остатки я отдала кроту, и тот их благополучно вылакал, видно тоже находясь на гране срыва. Вряд ли мы чокнулись одновременно.

— Прочти отрывок текста! — протянув мне очередной лист, нетерпеливо велел Алик.

Я не могла смотреть на этот лист, еще так отчетливо чувствуя то, что кроится под личиной внешней обыденности. Перечитав с десяток строк, я так и не смогла вникнуть в смысл и понять, какой реакции от меня ждет крот.

— Ну? Надя! Ну как же! Это отрывок из описания внешности одной из героинь — чародейки Элпис, что собиралась отравить паладина! Ну, помнишь, с алым цветком на вырезе бархатного платья, в корсаже которого она припрятала сосудик с ядом? Вспомнила?

— Еще бы не помнить! Ее и странствующего лоха я полвечера материла. И что?

— О, боже! Дай мне терпения! Ты меня добьешь.

Алик выхватил лист, водрузил на горбинку носа очки и принялся читать:

— «…сидела на роскошном троне, с надменною улыбкой на губах. Беспокойный отсвет каминного огня ласкал лепестки кроваво-красного цветка, впившегося иглой в темный бархат платья. Возле нее лежала черная кошка с хризолитовыми глазами. Такими же, как у ее хозяйки. Всякий раз, когда чародейка пребывала в печальной задумчивости, ее холеные пальцы охватывала странная дрожь. Обручальное кольцо разгоралось золотом, бросая блики на ключик, висящий на лебяжьей шее, и на змеящиеся массивные подвески…»

— Не может быть! — воскликнула я, следом усомнившись в ценности своего заявления. — Это ведь ее я видела в отражении соседского зеркала, поначалу приняв за…

— Приняв за самою себя? Ты это хотела сказать?

— М-м-м… да. Я ничего не понимаю!

— Надя! — Алик рухнул рядом и ухватил меня за колени, безумно глядя в лицо. — А что, если ты действительно видела в отражении себя? Ту, кем ты была в своей прошлой жизни! Знаешь, как переводится Элпис? Нет, имя не вымышлено! С греческого это слово означает: надежда! Что, если эта книга — проводник? Мост, соединяющий твою прошлую жизнь и нынешнюю. Элпис и ты держите единую нить судьбы. Кто кого перетянет? Иногда она дергает сильнее, а иногда ты подтягиваешь ее к себе так близко, что можешь увидеть в отражении старого зеркала. Кто знает, сколько ему лет? Вдруг, именно оно висело в «темной зале», и именно в нем отражался трон с восседавшей на нем чародейкой?