Незанятый мир - [42]

В дальнем конце коридора уже плясали по стенам на повороте у шахты лифта красные отсветы. И шаркающие звуки, производимые противником, раздавались все ближе.

— Им удалось так или иначе подкопаться под баррикаду, — произнес Стерн. — И теперь они готовы к делу: дубинки, ядовитые дротики, а также когти и клыки. Сколько их? Одному богу ведомо. Целый рой, да и только!

Во рту у него было жарко и сухо от повышенной температуры и неистового возбуждения, вызванного близостью боя. Кожа словно натянулась, особенно на лбу. Стоя в ожидании, он слышал частое дыхание Беатрис. Едва видя ее во мраке, он чувствовал ее присутствие и был переполнен любовью к ней.

— Беатрис, — проронил он, и его рука на миг отыскала ее руку. — Беатрис, маленькая моя, если это конец и если мы оба сгинем и не будет завтра, я хочу сказать тебе сейчас…

Его слова оборвал истошный визг. Беатрис схватила его за плечо. Отсветы факелов стали ярче.

— Аллан, — прошептала она. — Уходим, уходим отсюда. Прочь. Надо подняться по лестнице в том конце коридора. Здесь неподходящее место, чтобы их встретить. Здесь мы беззащитны. У нас нет прикрытия.

— Ты права, — ответил он. — Идем!

Точно призраки, они бесшумно скользнули прочь в окутавшую их тьму. Как только они добрались до своего убежища, винтовой лестницы, показались синюшные разведчики, светя факелами в каждое помещение, мимо которого шли.

Сопящие, безобразные до неописуемости в отблесках огня, сутулые, сморщенные существа катились навстречу им однородной колышущейся массой, воплощением ужаса. Два человека наверху, выглядывая из-за сломанной балюстрады, слышали гортанную невнятицу, отдаленно напоминающую речь, щелканье клыков, видели вытянутые шеи, когтистые лапы, держащие копья, дубины, духовые трубки и даже иззубренные камни. И надо всем этим колыхались чадящие огни, вызывавшие мрачную игру тьмы и света. Нелепые тени прыгали по плоскостям стен. Бесовские образы, казалось, выползали из каждого угла, углубления и пустого черного дверного проема. В воздухе повисло напряжение.

Внезапно инженер наклонился вперед, всматриваясь.

— Вождь, — прошептал он. И в тот же миг Беатрис прицелилась.

Теперь они увидели его, вперевалку бредущего в синюшном потоке. В этом неверном и тревожном свете он смотрелся куда отвратительнее прежнего. Стерн увидел, и это обрадовало его как ничто на свете, что челюсть вожака сломана и болтается вкривь и вкось. Часто моргающие сощуренные глаза бросали взгляд то туда, то сюда в поисках врагов. Ноздри расширялись в попытках учуять запах человека. Не бога более, но лишь смертного. В одной лапе был стиснут увесистый треснувший сосновый сук. Другая стискивала рукоять каменного топора, удар которого мог сокрушить самый прочный череп. Стерн заметил все это, как при вспышке молнии; в следующий миг грянул выстрел из револьвера женщины, стоящей с ним рядом.

Тяжелый рев наполнил тесное пространство вокруг. На миг вожак остановился. На его лице сменялись выражения дикой боли, изумления и безмерной ярости. Содрогающаяся яростная ухмылка еще более изуродовала провал обезображенного раной рта. Вожак возопил. Взметнул каменный топор.

— Еще! — крикнул Стерн. — Стреляй еще!

Она мгновенно выстрелила. Но вожак с прерывистым воем уже мчался вперед. А за ним, визжа, рыча, брызгая пеной, так что губы у всех перепачкались слюной, ринулась и вся орава. Стерн оттащил свою спутницу обратно на площадку.

— Вверх, вверх! — крикнул он. Затем, обернувшись, метнул вторую бомбу.

Ослепительная вспышка, повергающая в оцепенение. Содрогание, как если бы вдруг рядом пробудился вулкан. Стерн едва не рухнул на пол. С идущей кругом головой, задыхаясь от дыма, облако которого заклубилось по коридору и вверх по лестнице, он, пошатываясь, побрел вперед. При этом он крепко прижимал к телу оставшиеся фляжки. Где Беатрис? Он не знал. Все гудело и выло. Сперва ему казалось, что он оглох. Но вот внизу раздались громовые раскаты. Это обрушивались стены и полы. И все гуще и гуще делался удушающий дым.

Затем, неведомо сколько спустя, он обнаружил, что, припав к окну, хватает ртом воздух.

— Беатрис! — позвал он, как только смог. Всюду царила неестественная тишина. Никакого шума преследования, никакого воя. Все как вымерло. Не было даже барабанного боя вдалеке в чаще.

— Беатрис! Где ты, Беатрис?

Его сердце радостно подскочило, когда он услышал ответ:

— О! Ты цел? Слава богу! Я… я боялась… я не знала…

И побежала к нему по темному проходу.

— Хватит, — вырвалось у нее. — Хватит взрывать твой пульверит в этом здании. А не то башня целиком упадет. И завалит нас. Хватит.

Стерн рассмеялся. Беатрис невредима. Он ее нашел.

— Я рассею свое послание снаружи, — ответил он в бурном упоении, почти в безумии после невероятного напряжения этих ужасных темных часов, слабости, лихорадки и кровопотери. — Возможно, другим, там внизу, это пригодится. Получайте!

И одну за другой он метнул все семь бомб далеко прочь из окна, направо, налево, прямо, послав каждую по широкой параболе с высоты.

И раз за разом, когда они, одна за другой, ударялись о землю или еще обо что-то, ночь в мире озарялась полуденным сиянием, а гремящее эхо долетало до Райских врат.