Незанятый мир - [29]

!» И с мрачной улыбкой он стал осторожно пробираться к Мэдисонскому лесу, начинавшемуся сразу же за сосной в воротах. По мере продвижения его бдительность усиливалась, пальцы все крепче охватывали рукоять револьвера. «Первое, они не должны меня заметить», — сказал он себе. Он молча проник в разрушенное и захламленное помещение справа от выхода. Он знал, что здесь имеются глубокие трещины в наружной стене. И надеялся отыскать место, через которое, невидимый, сможет подглядывать. Он поставил ведро и на четвереньках, едва дыша, изо всех сил стараясь не произвести шума, задев что-либо на полу, чтобы не загремел камень и даже не хрустнула осыпавшаяся штукатурка, пополз вперед.

Да, из трещины в стене пробивался свет. Стерн бесшумно вклинился меж тронутой коррозией стальной балкой и треснувшим блоком гранита, за края которого зацепились зеленые усики лозы. Он так и эдак выворачивал шею. И вдруг с резким вдохом оцепенел и стал весь внимание. «Господи, — прошептал он. — Да что такое?»

Хотя с верхних этажей в свете факелов он уже составил себе некоторое представление о воинстве, это не подготовило его должным образом к тому, что теперь предстало его взору. «Как? Как? Да быть не может, — думал он. — Не иначе как в бреду мерещится. А? Я не сплю? Какого черта!» Побледневший, с вытаращенными глазами и разинутым ртом, инженер долгую минуту не желал верить собственным глазам. Ибо теперь ему, единственному белому мужчине, живущему в двадцать восьмом веке, довелось стать свидетелем самого странного зрелища, на какое когда-либо взирало цивилизованное существо за всю историю мира. Ни видения Де Квинси[16], ни вызванные наркотиками грезы Эдгара По не могли бы соперничать с этой жутью. Франкенштейн, Орля[17] Мопассана, все фантастические чудища литературы прошлого казались пошлыми детскими страшилками по сравнению с тем, что наблюдал Стерн, инженер, человек науки, привыкший полагаться на факты. «Что это? Кто они? — спрашивал он себя, содрогаясь от зрелища того, что творилось в лесу. — Это люди или животные? Ни то, ни другое? Боже, помоги мне, да что все это означает?»

Глава 19 НЕВЕДОМЫЕ СУЩЕСТВА

Почти неодолимое отвращение, всеохватывающая брезгливость, больше духовная, чем телесная, мигом охватили наблюдателя при виде тех немногих из ночного воинства, что попались ему на глаза. Он полагал, что они непривлекательны, карикатурны, нелепы, но оказался не готов к степени безобразия этих существ, явленного в прибывающем свете дня. И пока он глядел, до него дошло, что имеется еще одна чудовищная проблема, куда более значительная и неотложная, чем он предвидел. «Я, конечно, ожидал, что это небольшое племя, — думал он. — Небольшое и, вероятно, уродливое, потомки немногих уцелевших в катаклизме. Но это…» И опять, зачарованный мрачным зрелищем, приник к трещине в камне и стал смотреть.

Слабый туман медленно плыл среди лесных деревьев, заволакивая дальние планы. Но на том ограниченном участке, который был доступен взгляду инженера, все можно было неплохо различить. Некоторые из тварей (так он назвал их мысленно, не найдя лучшего выражения) присели на корточки, лежали или копошились буквально в двух шагах. Костер у ручья почти угас. Судя по всему, шабаш кончился, и его участники располагались на отдых, пресыщенные сырой и кровавой плотью побежденного врага. Стерн запросто мог бы прицелиться из револьвера сквозь трещину в стене и застрелить многих из них. На миг он испытал сильное искушение избавиться от одного, а то и двух десятков, но благоразумие возобладало.

— Бессмысленно, — сказал он себе. — Это ничего не даст. Но когда я получу возможность ими заняться…

И опять, стремясь к наблюдению холодным и расчетливым взглядом приверженца науки, он изучал картину, лежащую перед ним. Он осознал, что более всего прочего поражает его в них и кажется зловещим и неестественным: цвет их кожи. «Не черный и даже не смуглый, — заметил он. — Ночью так казалось, но дневной свет показывает иное. Даже не красные и не медные. Что это за цвет? О небо, как это назвать?» Едва ли он подобрал бы слово. Сквозь туман они показались ему уныло-серыми, почти синими. Он вспомнил, что когда-то видел детский пластилин, порядочно использованный и грязный, того же оттенка, для которого явно не было определения на хроматической шкале. Некоторые твари были темней, некоторые малость светлей, вне сомнений молодые, но всех отличал этот особый оттенок. Их кожа производила впечатление нездоровой, вялой, с пятнами, отталкивающей, точно у мексиканских псов. Вдобавок она поросла беловатой щетиной. Там и сям на телах тех, что крупнее, виднелись выпуклые бородавки. Вроде тех, что на спинах у жаб, и щетина на этих наростах была особенно густой. Стерн увидел, как волосы на шее у одной из тварей шевелятся и поднимаются, точно у шакала, когда сосед пихнул его, и из горла задетого исторглось дробное кряканье, негодующее и звериное.

— Милосердные небеса, что они такое? — вновь спросил себя Стерн, вконец озадаченный. — Чем они могут быть?

Еще одно существо в группе рядом привлекло его внимание. Оно лежало на боку, возможно, спало, спиной к инженеру. Стерн явственно увидел узкие плечи и длинные тонкие руки, покрытые знакомой щетиной. Одна простертая, похожая на лопатку цепкая рука покоилась на лесном мху. Вывернутые маленькие ножки, вроде обезьяньих, были подогнуты, стопы, хваткие, с хорошо выделенными большими пальцами, то и дело слегка подергивались. Голова, непропорционально большая и соединенная с несоразмерно маленьким телом тонкой шеей, была покрыта редким и тонким вьющимся пушком тусклого грязно-желтого оттенка. «Хорошая мишень, — подумал инженер. — С такого расстояния из моего тридцать восьмого я с ходу могу его продырявить!» Тут один из группы сел, отпихнул догоревший факел и зевнул, шумно, по-собачьи, и Стерн смог бросить короткий, но уверенный взгляд на острые собачьи зубы. Он увидел, что бесплотные губы и вялый подбородок существа покрыты запекшейся кровью. Язык был длинный, гибкий и покрытый жесткими пупырышками. Затем тварь встала, пытаясь обрести равновесие, на свои нелепые короткие ноги, с копьем в лапе, увенчанным кремневым наконечником грубой работы. При виде ее в полный рост Стерн содрогнулся. «Мне попадались дикари вроде этого, — подумал инженер. — Я их понимаю. И знаю животных. Они животные, вот и все. Но эти существа, о небеса!» И от осознания, что это не зверь и не человек, кровь инженера застыла в жилах. И все же он вынудил себя продолжать наблюдение и соблюдать осторожность. Лба почти не было. Нос бесформенный, хрящеватый, уши большие, отвислые и волосатые. Под тяжелыми надбровными дугами тусклые похотливые глаза, тупо мигающие, налитые кровью и жестокие. Стерн заметил, как рот закрывается, как нижние резцы накрывает верхняя губа, и при этом мелькает на миг желтизна, и слюна по-собачьи падает из уголка рта. Стерн опять содрогнулся и отпрянул. Он окончательно убедился, что перед ним некий неведомый вид получеловека, вероятнее всего ничего общего не имеющий с каким-либо из ранее существовавших. И его потрясло не столько их безобразие, сколько безнадежное отступление вниз от стандарта человека. От кого они произошли? Он не мог и догадываться. Ему показалось, что есть что-то отдаленно монгольское в области глаза, скулы и в общих очертаниях того, что отдаленно напоминало лицо. Имелись также признаки негроида, и довольно сильные. Но откуда этот цвет? А общие характеристики разве не явно обезьяньи? Он снова взглянул. Теперь одно из маленьких пузатеньких чудищ, неуклюжее, с узловатыми коленями, почесывая черными когтями синюю в наростах шкуру, тащилось через лес. Подняло взгляд, ухмыляясь и лопоча. Стерн увидел, что у него явно молочные зубы. С крайней брезгливостью подметил, что они не плоские, а острые, как у собаки. «Никаких признаков травоядного, — подумал инженер. — Они питаются только мясом. И кто знает каким?» Его ум быстро оценил проблему. Он знал наверняка, что эти твари по уровню ниже, чем любое современное ему людское племя. Куда ниже бушменов, едва умевших считать до пяти. И все же более чем странно, они умеют пользоваться огнем, тамтамами, имеют некого рода шаманскую религию, обрабатывают кремень и грубо дубят кожу, о чем свидетельствовали белые набедренные повязки, которые они носили. «Хуже любых троглодитов, — сказал он себе. — Куда ниже, чем неандерталец четвертичного периода, судя по строению черепа, хуже, чем обладатели черепа с Явы, питекантропос эректус. И я наблюдаю их собственными глазами». Едва слышный звук позади него в комнате заставил бешено заколотиться его сердце. Пальцы онемели на рукояти револьвера, когда он отпрянул от своей щели в стене и, сощурив глаза, развернулся, готовый выстрелить. И тут же вновь отпрянул. Челюсть его отвисла. Глаза расширились, рука безвольно упала. Пистолет свободно закачался у бедра.