Незамкнутый круг - [8]

... Потом я искал сухие щепки. Сырых было много, а сухих не было вовсе. К этому времени мелкую дрожь сменила крупная, и я понял, что если сейчас не получу хоть одного градуса тепла, то мне станет настолько безразлична жизнь с ее проблемами, что я пойду и в одежде искупаюсь в речке назло кому-нибудь.

Сухих щепок я так и не нашел, но под какой-то доской обнаружились сухие опилки.

Потом я добывал огонь.

Это была битва со стихией, война с законами природы, столкновение миров.

Я работал с тупым упорством насекомого. И победил.

В деревнях люди просыпаются рано. Они просыпаются и всей деревней выходят к реке. Я не знаю, зачем они это делают. Может быть, это зов предков: просыпаться в страшную рань и всем миром подаваться к реке?

Впрочем, в этот день могло быть и так. Сначала один вышел и увидел меня, а потом уже и все остальные за ним вышли, чтобы тоже увидеть меня.

Я сидел перед костром. Босиком и почти в позе, именуемой в народе "лотосом". Ноги скрещены, руки на бедрах, голова и спина прямо, на одной линии. Может быть я даже слегка покачивался из стороны в сторону, пел "Харе Кришна" и говорил слово ОМ. А, может быть, не покачивался, не пел и не говорил, - не помню. Я смотрел прямо перед собой, обратившись лицом на северо-запад, к Городу-герою, ощущая приливы то блаженства, то одухотворенности.

Мои тапочки стояли, прислонившись к огню, и от них шел пар. И от джинсов шел пар. И, вообще, вокруг был сплошной горячий пар, было тепло и сыро. И голова кружилась, и поэтому я долго не мог сосредоточить внимание на лицах людей, которые появлялись недалеко от меня. Вступить с ними в контакт я тоже не мог...

А может, они и не пытались вступать со мной в контакт? Может быть, они думали: вот сидит человек, впавший в самадхи, не будем его беспокоить, а то он так там и останется, а его дома, может быть, мама ждет. Но, возможно, они так и не думали, возможно, они эти самадхи в гробу видали и, может быть, они мне что-нибудь и говорили, а я просто не помню теперь, что вовсе не удивительно.

Но зато я помню появившееся лицо одного из родственников, который тоже вышел на берег, даром что приезжий, и когда он увидел меня, то чего-то испугался и сделал вид, что пришел на речку подышать свежим воздухом и помыть лицо земляничным мылом. Помывшись, он побежал домой и выдал новый шедевр - опус о том, как мы вчера напились, нам набили морды, как мы просились по дворам на ночлег, всех пустили, а меня выгнали на улицу - и так мне и надо.

И еще я помню, что появился Витя, и, увидев меня, испытал сильное удивление, решив, что я сижу здесь со вчерашнего вечера. Он ведь тоже помнил этот вчерашний вечер не так отчетливо, как ему хотелось бы.

Витя сел в лодочку, помахал всем на прощание ручкой и уплыл в Город-герой работать сварщиком. И тут я начал приходить в себя, потому что мне пришло в голову, что раз Витя уехал, то времени уже часов восемь и сижу я у костра Бог знает сколько времени. Солнце уже поднялось. Было сухо и тепло. Самое страшное осталось позади, и мне становилось весело. Правда, кружилась голова, и хотелось пить, но это уже было делом поправимым.

Позднее утро - это вам не раннее утро.

Тут ко мне подошла пожилая женщина. Это была Витина бабушка. В одной руке она держала алюминиевый бидон, а в другой небольшую корзинку. В корзинке была картошка, и что-то завернутое в тряпочку.

- Вот, внучек, - сказала она. - Ты бы вот покушал... И товарищам своим снеси, пусть тоже покушают. А то что же это?.. Ах вы, бедные... Если еще картошки захотите или еще чего, пожалуйста, заходите.

И весь добрый русский народ посмотрел на меня, и мне сделалось стыдно, Ведь это же у него мы вчера воровали картошку, и, небось, истоптали весь огород. Ах, как это нехорошо получается! Вот придет она сегодня картошку копать и расстроится, или еще хуже - догадается, что это мы, ибо нет ничего тайного, что не будет явным. И больше никогда и никому не даст картошки и того, что в бидоне. Компота из малины. И того, что завернуто в тряпочку. А там что? Горячие оладьи... И оладьей никому не даст добрый русский народ.

И как это она сказала? И товарищам своим...

И тут я вспомнил о товарищах.

В самом деле, а где же Володенька с Майком? Может быть, они уже проснулись, увидели, что меня нет, и решили, что я ушел в лес помочиться, заблудился, и меня съел серый волк?

Я взял корзину и бидон, обулся, и поспешил к сараю.

Володенька с Майком спали, ни на миллиметр не изменив поз.

Что же это? Пока я боролся со стихией, терпеливо сох, переживая каскад сильных ощущений, они, оказывается, и не просыпались! Вымокли в ледяной росе, высохли, и лежат, как новенькие.

- Подъем! - объявил я страшным голосом. Хорошо иметь дело с мастером спорта по стрельбе из лука. Володенька, как только открыл глаза, сразу встал. Потом сел.

Майк из лука стрелять не умел, поэтому он повернул ко мне голову с закрытыми глазами и решил, что для начала достаточно.

- Вячеслав, - пробормотал он, - давай поспим. Спать хочется.

- Давай, - сказал я. - Только я лягу на твое место, а ты пойдешь на чердак. Я там уже был. Больше не буду.

- А что это у тебя в бидоне? - спросил Володенька.