Незабываемая ночь - [8]

Огромный зал Народного дома битком набит. Даже наверху, как-то зацепившись за балки потолка, нависают над залом солдаты и рабочие. Мы с трудом пробились поближе к трибуне.

Никогда этого не забыть! Выходили ораторы. Каждому, кто заикнется против восстания, — крик, свист, не дают говорить. Выйдет кто с призывом к восстанию — мертвая тишина, а потом!.. Казалось, стены не выдержат этой бури! А что было, когда вышел балтийский матрос, делегат от флота, и заявил, что балтийцы скорее погибнут, чем позволят предавать народ. Его на руках снесли с трибуны. И все — весь зал! — дали клятву по первому зову Совета ринуться в бой… Никогда мне этого не забыть!

Сейчас я вернулся домой. Пьяный от радости, от ожидания. Ирина снова уже у себя. Никак мне не удается поговорить с ней! Нянька на меня дуется. А бабушка все в том же положении.

23 октября. Поздно вечером.

Сегодня снова неожиданная встреча. На одном из небольших, стихийно вспыхнувших митингов гляжу: поднимается на трибуну человек. Ба! Старый знакомый!.. Фетровая шляпа, бородка, очки… Я придвинулся ближе… Так ярко вспомнился вагон!

И снова соловьиная песня: «Ждите!.. Победный конец… Ждите!.. Учредительное собрание… Ждите, — все будет… Терпение, еще немного терпения!.. Только не идите за большевиками, они ведут вас к гибели…»

Гляжу на лица. Суровые, изможденные… Прислушиваются… Как будто колеблются…

На этот раз я не выдержал. Как-то помимо моей воли внесло меня на трибуну. И понесло!..

Я крикнул:

— Да, ждите! Ждите, голодные, ждите, гниющие неизвестно за что в окопах! Вместо хлеба и молока кормите своих ребят терпением!

Я не помню сейчас, что я говорил. Слова рвались из меня сами. Говорил что-то об отце, погибшем в ссылке, о тысячах замученных товарищей, об обнищавшей деревне, о гибнущих детях… Говорил и видел: загораются глаза, сжимаются кулаки.

Потом долго не мог прийти в себя. Не помню, как сошел с трибуны. Андрей сжал мне руку, что-то сказал… До сознания моего дошло только слово: «оратор».

Какой я к черту оратор! Просто сердце не выдержало…

…Сегодня виделся с Дмитрием Сабининым. Он обрадовался мне. От него узнал почти обо всех членах нашего гимназического кружка. Кто погиб на войне, кто сейчас на фронте, а кто ушел от революции к врагам. Обидно стало! Ну и черт с ними, нас и без них хватит.

Как быть с Ириной? Мне кажется, нянька оберегает ее от меня, как курица цыпленка от коршуна. Ну, так или иначе, а завтра я вырву время, чтобы рассказать ей все!

Продолжение воспоминаний Ирины Дмитриевны

И еще один день прошел, когда мы совсем не виделись с братом. Я в те дни совсем не могла учиться, я места себе не находила. Болезнь бабушки, тревога за нее, приезд Володи, все его странное поведение, разговор о тайне, которую я никак не могу узнать, непрерывные слухи о каких-то надвигающихся ужасах — все это совершенно выбивало меня из колеи.

Но вечером 24-го мы, наконец, встретились с Володей. Вместе с ним зашел к нам его друг Андрей. Володя познакомил нас.

— Как она похожа на свою мать! — воскликнул Андрей и, не выпуская моей руки из своей, посмотрел на Володю и прибавил:

— Еще больше похожа, чем ты на отца.

Я вскрикнула, вырвала свою руку и бросилась бежать. Чего я испугалась? Тогда я сама этого не понимала, а сейчас думаю так: должно быть, я боялась узнать что-то об отце не от Володи.

Андрей скоро ушел. Володя позвал меня.

— Ирина, — сказал он очень серьезно, — идем ко мне, нам надо поговорить.

У меня сильно забилось сердце… Вот оно! Наконец-то! Но не успела я двинуться с места, как в гостиной раздались быстрые шаркающие шаги няни.

— Иринушка, куда ж ты убежала? Иди спать сейчас же!

— Подожди, няня. Я только к Володе…

— Нам надо поговорить, няня, — сказал и Володя.

Няня рассвирепела. Никогда еще не видала я ее такой.

— Какие разговоры по ночам? — набросилась она на Володю. — Дня тебе мало! Шляешься весь день невесть где, бабушку бросаешь, сестру бросаешь, а ночью разговаривать! Приехал, — подумаешь, командир! Бова-королевич! Ирина, спать пора. Иди, Ирина.

— Сейчас, няня! Спокойной ночи, Володя! — Я бросилась брату на шею и, пользуясь тем, что няня была глуховата, быстро шепнула ему в ухо:

— Все равно не даст говорить! Она заснет — я прибегу! Жди!

— Чего еще шепчетесь? — окончательно вышла из себя няня, схватила меня за руку и потащила за собой. — Иди спать! Он тебя невесть чему научит. Бог его знает, что у него на уме.

Я оглянулась. Володя все еще стоял в дверях и смотрел нам вслед, пока мы шли по залу. Мы обменялись только взглядами, но поняли друг друга: «Жду!» — «Жди, приду!»

«Жди!»… Легко сказать!.. Няня никогда не ложилась спать, пока не зайдет ко мне, укутает одеялом, перекрестит, поцелует и дождется, когда я усну. На этот раз я, конечно, «заснула» моментально. Няня потушила свет. Из раскрытой в ее комнату двери лилось мягкое мерцание лампадки. Я изнемогала от нетерпения и тревоги. Слышу, — няня начала молиться. С тех пор, как заболела бабушка, она молилась особенно долго и обычно, помолившись, на цыпочках уходила еще проведать больную. Вот бы удрать, пока она пойдет к бабушке!.. Нет, нельзя, — перед тем, как лечь, она еще заглянет ко мне, ну и сразу побежит к Володе и все равно не даст нам говорить!.. А ждать больше сил нет!