Незабудки - [9]

Шрифт
Интервал

Были древние греки с золотым руном, были нибелунги и дикие полчища монголов…

Изучая историю разных народов, я подмечал национальные особенности.

И пытался сопоставить себя с ними.

Мне казалось диким сравнивать судьбу каких-нибудь лакированных обезьян вроде эфиопов — которые, кажется, до сих пор живут, имея верблюдов вместо денег — и мою нацию.

Или Америка… Ее всегда пытались представить как идеал мировой демократии и наилучшего государственного устройства.

Однако я читал про американцев и понимал, что нет более тупых людей. Они никогда не смогут сражаться как герои. Даже как ничтожные ублюдки французы, на несколько десятков лет поднявшиеся на мировой уровень за счет гения Бонапарта.

Но триста спартанцев, сдерживавших натиск во много раз превосходящего врага…

Вот, например, строки античного гекзаметра, говорящие о подвиге воинов, выполнивших долг перед Родиной:

«Путник! Пойди и скажи нашим гражданам в Лакедемоне,

Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли!»

Это была История с большой буквы.

Однако больше всего меня привлекала история Древнего Рима. Эта империя стала моим любимым периодом человечества.

Мне нравилось в римлянах абсолютно все. И простота их государственного устройства. И вышколенная идеальность армии. Завоевавшей полмира и бывшей в состоянии завоевать его остаток, если бы придурки императоры побольше заботились о делах. А поменьше о своих удовольствиях, которые черпали в разврате.

Даже сама внешняя атрибутика, сами чеканные римские орлы завораживали меня.

Точно, мне стоило родиться в Древнем Риме.

Правда, там было совершенно неразвито изобразительное искусство.

Если не считать вечной, но имеющей ограниченные выразительные возможности энкаустики.

Но в Риме я нашел бы себе иное применение…

16

Сколько себя помню при жизни отца, он все время талдычил, что я должен стать образованным человеком.

Что он понимал под этим словом, я представляю с трудом. Ведь сам он, «выбившись в люди», образования не получил. Разве что выучился читать, писать, считать и разбирать бумаги.

Меня он прочил в чиновники.

В кого прочила меня мама, я не осмелюсь предположить.

Она была настолько тиха, что идеалом для нее наверняка служил какой-нибудь библиотекарь.

Куда и как собирался отправить меня отец за образованием, я не знал.

Думаю, что прежде всего он бы пожелал, чтоб я закончил школу и получил аттестат.

Но в школе мои дела шли все хуже и хуже.

Чем больше я постигал самого себя и свое будущее в искусстве, тем труднее становилось насиловать волю, чтобы получать положительные отметки.

Учителя меня не любили.

Эти старые обезьяны понимали, что я умнее их.

Не в смысле образованности, конечно.

Ведь я был ни в зуб ногой в их предметах.

Но глядя в ненавистные рожи, я точно знал, о чем они думают и что скажут в следующую секунду.

А они, тупо всматриваясь в мои большие голубые глаза, не могли ведать, что творится в моей душе. Как ни пытались, не могли проникнуть за перегородку, поставленную мною перед моим внутренним миром.

Кроме того…

Кроме того, несмотря на полное отсутствие каких-либо провокаций с моей стороны, они подспудно подозревали во мне опасную мощь публичного слова. И они наверняка боялись меня, зная эту мою способность. И постоянно ожидали от меня какой-нибудь гадости.

Словно я собирался подбить учеников на бунт.

Они не знали, что у меня даже в мыслях не было ничего подобного.

Потому что, во-первых, я был абсолютно равнодушен к своим ничтожным одноклассникам. Все они вместе, тупые и задавленные моралью своих семей, не стоили моего мизинца — чтобы поднимать их на какую-то войну, рисковать чем-то ради них.

А во-вторых, я не собирался жертвовать ничем ради искусства. Которое требовало всего времени жизни.

И тем не менее учителя ненавидели меня настолько, что часто я слышал за спиной откровенный шепот: вот, мол, идет этот малохольный. Именно в школе через паскудные слухи я узнал о родстве отца и мамы, которым учителя объясняли мои кажущиеся отклонения.

Конечно, слезы, блестевшие в глазах шестнадцатилетнего подростка при декламации каких-нибудь трогательных стихов казались им отклонением.

Слава сумасшедшего преследовала меня все годы в школе. Учителя тщательно подогревали ее, не давая угаснуть.

Я ненавидел их так же, как они меня.

И хотя отец толкал меня к образованию, моя школа сделала все, чтобы само слово стало для меня ругательным. А «образованных» людей я стал сторониться, как чумы. Потому что от их образованности не видел никакого толка. Они кичились ею, как родовые аристократы фамильной вмятиной на дегенеративном черепе — но реальной пользы от их знаний я не ощущал.

Встречались, конечно, и среди учителей люди не столь глупые. Которые не хотели сливаться с общей массой. Но и они не видели во мне истинной внутренней силы.

Например, умный — не могу этого не признать — и все равно и презиравший меня математик однажды выразился так:

— В тебе слишком много всяких талантов.

Говоря так, он хотел унизить меня, нарисовав безрадостную картину будущего. Он имел в виду, что я растрачу попусту те крупицы способностей, которые отпустила мне природа и которые я ошибочно принимаю за таланты.


Еще от автора Виктор Викторович Улин
Хрустальная сосна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Вахтовый поселок

Повесть о трудовых буднях нефтяников Западной Сибири.


Три версты с гаком. Я спешу за счастьем

Роман ленинградского писателя Вильяма Козлова «Три версты с гаком» посвящен сегодняшним людям небольшого рабочего поселка средней полосы России, затерянного среди сосновых лесов и голубых озер. В поселок приезжает жить главный герои романа — молодой художник Артем Тимашев. Здесь он сталкивается с самыми разными людьми, здесь приходят к нему большая любовь.Далеко от города живут герои романа, но в их судьбах, как в капле воды, отражаются все перемены, происходящие в стране.Повесть «Я спешу за счастьем» впервые была издана в 1903 году и вызвала большой отклик у читателей и в прессе.


Испытания

Валерий Мусаханов известен широкому читателю по книгам «Маленький домашний оркестр», «У себя дома», «За дальним поворотом».В новой книге автор остается верен своим излюбленным героям, людям активной жизненной позиции, непримиримым к душевной фальши, требовательно относящимся к себе и к своим близким.Как человек творит, создает собственную жизнь и как эта жизнь, в свою очередь, создает, лепит человека — вот главная тема новой повести Мусаханова «Испытания».Автомобиля, описанного в повести, в действительности не существует, но автор использовал разработки и материалы из книг Ю.


Чудовища нижнего мира

Конечно, Эля была рада поездке по Казахской степи – ведь ей предстояло увидеть много интересного, а еще встретиться с родственниками и любимой подругой. Но кроме радости и любопытства девочка испытывала… страх. Нет, ее не пугали ни бескрайние просторы, ни жара, ни непривычная обстановка. Но глубоко в сердце поселилась зудящая тревога, странное, необъяснимое беспокойство. Девочка не обращала внимания на дурные предчувствия, пока случайность не заставила их с друзьями остановиться на ночевку в степи. И тут смутные страхи неожиданно стали явью… а реальный мир начал казаться кошмарным сном.


Зона

В книге «Зона» рассказывается о жизни номерного Учреждения особого назначения, о трудностях бытия людей, отбывающих срок за свершенное злодеяние, о работе воспитателей и учителей, о сложности взаимоотношений. Это не документальное произведение, а художественное осмысление жизни зоны 1970-х годов.


Груда камней

«Прибрежный остров Сивл, словно мрачная тень сожаления, лежит на воспоминаниях моего детства.Остров, лежавший чуть в отдалении от побережья Джетры, был виден всегда…».