Незабудки - [34]

— Дядя Миша, пусти погреться, — попросила бойкая молодка.

— Лопатой бы проворней шуровала! Оно надежней, чем от такого старого пня, как я, сугреву ждать, — засмеялся Мишка.

В этот момент к чужаку подошла какая-то дородная баба:

— Найдина шкура сушится на чердаке у Евсея.

— Это Варвара, — поспешил вмешаться Мишка. — Та самая, что видела, как ты с арестантами якшался.

— И вовсе я не говорила, будто видела. А вот если к Евсею на чердак заберешься, сам убедишься, что я правду сказала.

Чужак ни словом не отозвался. Лишь лицо его было бледнее обычного.

— Да будет вам языками трепать! Шли бы лучше работать, — раздраженно воскликнул Мишка.

Девчата знай себе пересмеивались. Варвара, растолкав их, уселась на лежанку и, словно сделав свое дело, теперь помалкивала.

Когда мотор снова затарахтел и бабы убрались восвояси, Мишка обратился к молча сидящему товарищу:

— Не было у тебя собаки и нет. Баста! Жучка ощенится, любой из щенков будет твой.

— Не надо мне.

— С Евсеем не связывайся.

— Оставим этот разговор!

— Я тебя по дружбе прошу: не принимай близко к сердцу. Да и Варвара эта… Хлебом ее не корми, только дай посплетничать. Оттого она и толстая такая!

Чужак кивнул.

Мишка с беспокойством всматривался в его лицо, затем махнул рукой. Подправил огонь в печи и подбросил толстенных длинных поленьев.

Дождь прекратился, ветер чуть подсушил дорогу. «Запрягай!» — послышалась в стороне команда. Чужак поднялся и пошел к лошадям.

У конюшни стоял Евсей — чисто выбритый, умытый, даже физиономия была еще розовой. Он зашагал прямо к чужаку.

— Значит, собаку мою ты упустил?

— И так можно сказать, — тихо отозвался чужак.

— Можно сказать и так, и этак, а я тебе одно скажу: изволь-ка уплатить мне за убыток! — Тонкий и злой голос Евсея срывался на визг.

Два-три возчика подступили поближе, еще сами не зная, отведена ли им роль зевак, или же придется вырывать Евсея из рук чужака.

Но тот не шелохнулся и не ответил Евсею.

— Давай-ка раскошеливайся! Я требую, чтобы ты уплатил!

— Кто убил собаку? — спросил чужак. Спросил тихо, и все же Евсей попятился. Отступив на безопасное расстояние, он снова перешел на крик:

— Это уж тебе лучше знать, раз ты хозяином над ней назвался! — Затем, напустив на себя хладнокровный вид, добавил: — Говорят, ее сверху петлей вытащили. Выходит, чужой кто-то был?

— Ты тоже для нее стал чужой. Так что вполне могло быть твоих рук дело.

— Слышали, что он несет? — Евсей обратился к окружающим. — Я, вишь ты, для Найды чужой! Хороша шутка, нечего сказать! — С резким смехом он уставился в глаза чужаку.

Наступило долгое-долгое молчание. Евсей даже побледнел, дожидаясь ответа, но не стронулся с места. Возчики стояли в нерешительности.

— Поговорили, и будет. — Голос чужака звучал хрипло. — У Михаила приготовлена мера зерна. Можешь взять.

— Не надо мне зерна! Ты мне за собаку деньгами плати.

— Хватит, Евсей! Заткнись, слышишь? И уноси отсюда ноги, да поживее! — не выдержал один из возчиков помоложе. — А не поспешишь убраться, то от меня получишь свой должок, ежели этот человек, бог весть почему, стесняется. — И он сунул под нос Евсею увесистый кулак.

— Только вас, сопляков, тут не хватало, — хорохорился Евсей, видя, что два других возчика схватили товарища и крепко держат его за руки. Чужак первым покинул сборище. Подошел к лошади, набросил на нее уздечку и повел послушную животину к телеге.

Уборочная еще не успела закончиться, как Евсея назначили заведующим птицефермой, а чужака — лесничим. Андраш отказался от предложенного ему дома и испросил разрешения поселиться на заимке, где летом жили углежоги.

— Ну ты и учудил, дурная голова! — корил его Мишка.

— Зимой там будет еще лучше, чем летом.

— Вернее сказать, там и летом-то далеко не благодать. В жару от комаров и мошки спасу нет, а зимой от белых мух да от студеных ветров натерпишься.

— В лесу всегда затишье, какие там ветры.

— А хоть бы и так — морозов, что ли, мало? Запугивать тебя не стану, выдержать, конечно, можно. Только ведь зимние сумерки такую тоску нагонят, и дорогу заметет — ни проехать, ни пройти, как в тюрьме очутишься. А лошади от волков покоя не будет…

— Ничего не поделаешь…

— Может, с нечистой силой спознался? Неужто тебе люди так опостылели? — спросил Мишка, стараясь выдать свои слова за шутку.

— Не в том дело, Миша. Это люди не хотят со мной знаться.

— Ты сам виноват!

— Не будем об этом спорить.

— Я и не спорю. А то еще напустишь порчу!

— Будь у меня такая сила, уж я бы ею воспользовался. Только я бы ее на другое употребил…

— Ты что, шуток не понимаешь?

— Понимаю. Хотя в моем положении ничего удивительного, даже если бы и не понимал.

Мишка только головой покачал.

И чужак обосновался на заимке. Набрал по селу кирпичей, добавил глины и сложил печурку. Первый же осенний ветер в точности обозначил места, где следовало проконопатить мхом.

В село он наведывался изредка. Полученное на трудодни зерно хранил у Мишки и брал по частям, когда кончалась мука и надо было ехать на мельницу. В таких случаях он заодно заглядывал в магазин и в сельсовет.

Хлебы пек себе сам, пол по субботам отскабливал дочиста. Дров хватало, растопки было и того больше: он мастерил топорища, оглобли и полозья к саням.