Нейропат - [117]
Нейл вернулся к своему компьютерному терминалу.
— В некотором роде страдаем диссоциативной фугой? — бросил он через плечо. — Радуйтесь еще, что вам повезло, что я не повернул ваши лежанки в другом направлении.
О чем он говорил?
— Томми, — сказала Нора.
— Ох, Томми, я п-правда не знаю, что сказать…
Слезы брызнули из ее красивых карих глаз.
— Тс-с-с, — выдохнул Томас.
— Нет… Нет. Ты должен еще кое-что узнать. Кое-что, что я должна была сказать тебе. — Рыдания заглушали ее слова. — Я люблю тебя, Томми. Я так тебя люблю! Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Томас плотно закрыл веки, ему не хотелось пускать Нору в свой кошмар.
— Он контролирует тебя.
— Кто? О ком ты? Это я, Томми. Я…
Томас почувствовал, как исказилось его лицо. Краешком глаза он увидел новые огоньки, мерцающие на схеме его мозга на компьютере Нейла.
— Но ты же сказала, что не любишь меня. И никогда не любила.
— Да… это так. Я не могла. Но теперь что-то изменилось. Теперь я вижу тебя таким, какой ты есть на самом деле. Любящим. Ярким. Чутким. Я просто… просто… Я так люблю тебя, Томми. Томми, ты мне веришь? Ты должен мне поверить. Правда?
— Поверит, ты же знаешь. — Это был уже голос Нейла.
— Нейл, — позвала Нора. — Это ты?
— Он стоит вон там, Нора.
— О чем ты? — спросила она, глядя исподлобья. Ее глаза были по-прежнему затуманены слезами.
— Она меня не видит, — сказал Нейл. — Я отключил цепочки левого полушария, которые участвуют в конструировании экстраперсонального пространства. Это значит, что справа она ничего не может видеть. Она не видит даже, что не видит. Место, где я стою, просто не существует для ее мозга, даже как отсутствие.
— Однако я слышу его голос, — произнесла Нора, явно озадаченная, несмотря на всплеск страсти. — Нейл? Где ты?
— Почему я должен верить? — прорычал Томас.
— Потому что она действительно любит тебя, — ответил Нейл. — Все, любой нейрохимический обмен, любые синаптические вспышки, которые происходят в мозгу того, кто действительно влюблен, происходят сейчас и в ее мозгу. Настоящая любовь, Паинька. Она предлагает тебе настоящую любовь.
— Ничего настоящего в этом нет. Ничего. Ты контролируешь ее. Заставляешь ее любить…
— И что? В чем земная разница между тем и этим? Если бы не я нарушил равновесие ее мозга, склонив к проявлению столь нежных чувств, то что это такое, как не случайное сочетание стимулов? Роза, принесенная к дверям возлюбленного. Затянувшийся поцелуй. Идущие от сердца слова. Улыбка. Что, как не внешние стимулы, которых в равной степени могло и не быть — ведь случайные связи так многочисленны и дело это такое темное, — вызвали определенное увеличение уровня дофамина и окситоцина? Бензин для любовного мотора, мой друг. Подлей его в мозг — и возникает любовь. Бензин кончился — и любовь исчезает вместе с ним. Причинные связи здесь, по меньшей мере, неуместны. Какая кому разница, мир ли напрямую дергает ее за ниточки или это делаю я?
— Нет, — сказала Нора, и густой румянец покрыл ее щеки. — Ты не понимаешь, Нейл. Я люблю Томми. Томми, пожалуйста…
Томасу захотелось дотянуться и погладить ее по щеке. Слезы стояли у него на глазах.
— Я верю тебе, милая.
— Она растрогала тебя, — сказал Нейл. — Даже после всего, что сделала. Она проявляет все, что мы подразумеваем под словом «любовь», — стимулы, которые провоцируют определенную нейрохимическую реакцию в твоем…
— Но и тебя я тоже люблю, Нейл! — крикнула Нора. — Я… я совсем запуталась. Я… я чувствую эту сладкую боль, когда слышу тебя! Обоих! Ты нужен мне… Так нужен! Ты должен поверить мне. Это я говорю. Я!
— Это непристойно, — прошептал Томас.
— Нет, — ответил Нейл. — Это совершенно естественно.
— Естественно? — свирепо переспросил Томас — Что же в этом естественного?
— Наш мозг — управляемая машина, Паинька, результат миллионов лет эволюционной адаптации к своей окружающей среде, своему миру. То, что он может возвыситься и управлять собой, так же естественно, как и все остальное. Только подумай! Улавливая все новую информацию на протяжении сотен миллионов лет, он наконец добирается до сути. Игра окончена, старик.
— Томми! — позвала его Нора. — Томми! Я чувствую, о чем говорю! Никто не принуждает меня!
— Это только кажется, — сказал Нейл. — Твой мозг развился до того, чтобы порождать поведенческие адаптации к внешним условиям, Нора. Его внутренняя среда, его метод обработки внешних стимулов в значительной степени незримы для него. Вот почему мы воспринимаем красные машины и красные вишни, все красное в нашем окружении, и практически не воспринимаем нейрофизиологических процессов…
— Прекрати, Нейл. — Нора рассмеялась, словно услышала какой-то вздор, который бормочет невинное дитя. — Я знаю, что́ я чувствую…
Нейл вернулся к столу и на этот раз склонился над ноутбуком.
— Так что же ты чувствуешь, а, Нора?
— Я уже сказала. Это почти неописуемо. Это самое глубокое, самое трепетное, самое благоговейное чувство…
Она запнулась. Веки ее трепетали. Она проглотила слюну, затем протяжно, хрипло вздохнула.
— О-о-о, — выдохнула она. — Ты уже делаешь со мной
