Невыносимая жестокость - [3]

Не получив ответа, он снова обернулся к Бонни и, уже с трудом сдерживая кипевшую ярость, хрипло сказал:

— Но ведь какое совпадение, надо же! Он сюда заехал просто по делу и даже не знал, что ты здесь теперь живешь… Представляю себе, какая приятная встреча старых знакомых.

Бонни, глядя куда-то мимо него, опять заныла:

— Донован, ну пожалуйста…

Он не успел ответить, так как услышал громкое «клац» открывающегося дверного замка.

Супруги повернулись и внимательно — каждый на свой лад — уставились на вышедшего из кабинета высокого белобрысого мужчину со всклокоченной бородкой и каким-то глуповато-сонным выражением лица. Подойдя к порогу спальни, он помахал рукой в знак приветствия и завопил:

— Донован, здорово, парень, как жизнь?

Донован рассеянно улыбнулся и непроизвольно брякнул в ответ стандартную фразу:

— Да неплохо, Олли. Сам-то как?

— Да вроде не жалуюсь.

— Ну и отлично. Тогда вернемся к нашим баранам, а?

Не дожидаясь ответа от озадаченного Олли, Донован прошел в гардеробную и, выдвинув из огромного стенного шкафа нижний ящик, стал что-то искать в нем, вышвыривая на пол его содержимое. При этом он продолжал говорить с самым деловым выражением лица, будто и вправду вел какие-то бизнес-переговоры:

— Я вот подумал: возьмем мы у тебя пару вакуумных насадок. Чего зря в воде плескаться — а так и массаж будет. А еще фильтр новый нужен, так что давай, сделай одолжение по старой дружбе, отложи другие заказы и приступай. Поставишь все это новое барахло, заодно почистишь бассейн и… подожди-ка…

Выдержав паузу, Донован обернулся и обрушил на жену сокрушительный вопрос:

— Дорогая, я что-то забыл: а у нас есть бассейн?

В спальне повисло тягостное молчание. Все трое понимали, что самодеятельный театр свое отыграл и дальше ломать комедию бессмысленно. Наконец Олли прорвало. Ко всеобщему удивлению, он первым попытался взять на себя роль миротворца.

— Слушай, старик, мы же взрослые люди. Давай разберемся в этом деле спокойно, — сказал он, нервно теребя свою бородку. — Ну ладно, я признаюсь: было у меня кое-что с твоей женой. Да, понимаю, некрасиво вышло, а теперь, когда ты нас застукал, и совсем погано получилось. Но, в конце концов, какого хрена, все мы не ангелы, каждому иногда хочется чего-нибудь новенького, и ты, я думаю, тоже своего не упускаешь… Пойми ты меня как мужик мужика. — Поймав ободряющий взгляд Бонни, Олли шагнул в спальню и протянул руку для примирительного рукопожатия. — Ну чего там, ведь всякое в жизни случается…

Донован оторвался от ящика с одеждой, медленно встал, вышел из гардеробной и тоже протянул руку в направлении Олли.

Но тот увидел не открытую ладонь и даже не сжатый кулак, а направленный на него черный блестящий пистолет.

Машинально попятившись, он забормотал:

— Эй, мужик, да ты что, да ладно тебе, это же не всерьез… Это просто шутка, что мы с твоей женой… На самом деле ничего такого… у нас даже секса не было… — Голос его стал вкрадчивым и доверительным, как у человека, предлагающего прохожим где-нибудь в подземном переходе купить ворованные часы. — У меня тут такая депрессия была, сечешь? — продолжал причитать он, в то же время нервно оглядываясь в поисках наиболее удобного пути к отступлению. — Врачи прямо сказали, что это депрессия. У меня, понимаешь, не стоял… Ну, меня уже в импотенты записали… Целый год никакой эрекции. Мне просто нужно было с кем-то об этом поговорить, — чуть более уверенно сказал он, словно этот довод все объяснял и многое оправдывал.

Глядя на то, как Олли нервно подергивает бороду, Донован вдруг ясно представил себе, как тот точно так же мастурбирует, пытаясь добиться столь желанной эрекции. От этой картины его чуть не вывернуло наизнанку, но еще более противно ему стало, когда он понял, что Бонни, оказывается, трахалась с этим омерзительным уродом и извращенцем.

«В моем доме, в моей постели, — пронеслось в закипающем мозгу Донована. — Так. Первую пулю — промеж ног этому козлу. Отстрелю ему яйца — пускай повоет, пускай попрыгает».

До разума Донована с трудом доносились слова Олли, который продолжал пятиться к выходу, бормоча при этом одни и те же, как на испорченной пластинке, слова:

— Ты понимаешь, целый год никакой эрекции… даже намека на эрекцию… ничего… Ты поставь себя на мое место: не стоит, и все… целый год…

Донован прицелился и взвел курок.

Взрыв адской боли заставил его рухнуть на колени. В глазах у него потемнело, а голова словно раскололась от предательского удара. Судорожно развернувшись, он с трудом разглядел сквозь повисшую перед глазами мутную пелену столь знакомое, но на сей раз искаженное злобной гримасой лицо Бонни.

В руках она держала какую-то штуковину, Доновану был явно знаком этот предмет, но на сей раз, у него не было ни времени, ни желания разбираться, где именно он его видел. Пелена чуть рассеялась, и Донован сумел оглядеться. За эти несколько секунд Олли успел испариться.

Стоя на четвереньках, все еще в состоянии боксера после нокдауна, Донован стал шарить по полу в поисках пистолета.

— Твою мать, — бормотал он себе под нос, — что же это за херня творится… что же за гребаные козлы кругом… и какой мудак меня так огрел…