Невозможные жизни Греты Уэллс - [11]

– Почему ты так долго?

Я еле-еле вывожу эти слова. Передо мной был мой брат Феликс.

– Нет, ты не можешь быть здесь, – сказала я. – Не можешь.

Он со смехом поинтересовался почему.

Я долго смотрела на него, прежде чем ответить:

– Ты умер.

– Не хочу разочаровывать тебя, пышка, но я все еще трепыхаюсь.

Последовал смех, который я так хорошо помню. Рыжие волосы, коротко подстриженные на висках, всегдашние редкие веснушки, мерцающие светлые глаза.

– Нет, – сказала я, крепко прижавшись к стене, чтобы не упасть. – Я была там, я тебя видела, я держала тебя за руку.

Опять эта улыбка.

– Сегодня же Хеллоуин! Мертвецы ходят по земле! Пойдем наконец домой и добудем выпивки у Рут.

Из одного дома донесся крик, затем звук разбитого стекла и смех.

Когда он повернулся, я крепко схватила его за руку. Рука оказалась твердой, сильной и живой. Она больше не была тощей и слабой. Сейчас он смотрел на меня серьезно. Я вспомнила нашу последнюю встречу, когда он пытался проглотить ложку яда: на руке двигались проводки сухожилий. И вот он здесь. Живой. Как может его сердце биться по-прежнему?

– Грета? – спросил он, внимательно глядя на меня.

Мы стояли, почти касаясь друг друга. Я уверена, что только так – когда мы стояли лицом к лицу – можно было обнаружить сходство между нами. Глаза без ресниц, так много скрывающие, полные красные губы, все выдающие, почти одинаковый цвет кожи и волос – просто на меня как будто упала мимолетная тень.

– Феликс, кое-что произошло, – твердо сказала я. – Я – это не я.

Мгновение он стоял неподвижно, и я наблюдала в свете фонаря за его напряженной улыбкой. Я крепко держала его за руку и не отводила от него глаз. Он стоял на ночном ветру – долговязый, в кожаных бриджах, с голой шеей. Это был мой старый кошмар, прибывший по графику, как делал это каждую ночь. Однако на этот раз его вызвал не мой спящий разум, а взмах волшебной палочки доктора Черлетти.

Появились несколько человек, приглашенных на вечеринку, они смотрели на нас и улыбались. Я разглаживала передник, надетый поверх моей широкой юбки в сборку, понимая, что мы с братом – персонажи не их сказки.

– Я знаю, что ты тоскуешь, – сказал Феликс, когда они скрылись в доме. – Знаю, тебе было тяжело, когда ушел Натан. Я понимаю, зачем ты пошла к врачу, но он, конечно, не ожидал таких побочных эффектов.

Я подняла взгляд и увидела луну, которая взошла между зданиями; вскоре стало ясно, что луна свисает из окна на леске, а свет идет от спрятанной внутри свечи. У окна стояла хорошенькая женщина в костюме Арлекина и раскачивала луну над толпой. За спиной у женщины возник человек, одетый черным котом, и поцеловал ее в затылок.

Феликс сжал мою руку и убрал волосы, упавшие мне на лицо.

– Я знаю, что тебе одиноко.

– Да, – проговорила я наконец. – Мне одиноко.

– Извини, что я уехал так надолго. Отец Ингрид хотел, чтобы я познакомился со своей будущей семьей. Но теперь я снова здесь. – Огни проезжавшего мимо кеба осветили его лицо. – На какое-то время.

Самодовольная полуулыбка под надменными усиками…

И я поняла: теперь можно сказать то, что я шептала про себя все эти месяцы, лежа в постели, с устремленным в окно взглядом, с ресницами, слипшимися от слез. Наконец-то можно сказать это человеку, к которому я всегда обращалась, думая, что он никогда уже меня не услышит. Вот он стоит передо мной, в своем хеллоуинском костюме. Я снова прижалась к нему и сказала:

– Я скучала по тебе.

Он слегка усмехнулся, позволяя себя обнять.

– Я скучала по тебе. Боже, как я скучала по тебе, – повторяла я.

– Я тоже скучал по тебе, Гретель.

Я отстранилась, не отпуская его рук. Он улыбался. Над нами качалась луна, а Коломбина начала петь собравшейся внизу толпе. Я спросила у него, кто такая Ингрид, и он снова сжал мою руку.

– Ингрид, – произнес он отчетливо. – Ты видела ее. Ты вспомнишь. Очень милая, живет в Вашингтоне, дочь сенатора. Ты вспомнишь. – Он рассмеялся, но я видела: что-то его беспокоит. – Я женюсь на ней в январе.

– Женишься на ней?

Он осторожно улыбнулся и кивнул:

– Трудно поверить, что кто-то может выйти за меня, верно? Так вот, я один из немногих подходящих мужчин в городе. Мне повезло, что я немец.

С облегчением я обнаружила, что смеюсь. Мой брат? Тот, что повис на фонарном столбе в своем мальчишеском костюме, закатывая глаза, заламывая руки, подмигивая мне, – все ли видят это? Не похожий на девчонку, конечно, уже не такой, как в подростковые годы, когда он пытался ходить в моих туфлях и ожерельях. Да, в каком-то смысле он вымуштровал себя и убедил окружающих, что он все-таки мужчина. Но любой человек мог сказать, как все обстоит на самом деле, – любой, кто дает себе труд присмотреться и немного разбирается в жизни.

– Феликс! – воскликнула я. – Феликс, ты шутишь! Я, наверное, сплю. Ты не можешь на ней жениться.

Он напрягся, нахмурился и оставил в покое фонарный столб:

– А вот и женюсь. Ты всегда говорила, что она тебе нравится, так что не отпирайся.

– Да я и не отпираюсь, но как же Алан?

– Ты о чем?

– Я точно сплю. Если ты и женишься на ком-нибудь, это должен быть Алан.

Быстро, не раздумывая, он спросил:

– Женить его на ком?