Невозможное в науке. Расследование загадочных артефактов - [107]

Некоторое время я сидел и переваривал то, что сообщил мне Ковалев. Голова гудела. А затем начал спрашивать, слишком уж много вопросов вертелось в голове.

– А почему в ваших ядерных реакциях нет никакой радиации, никакого ионизирующего излучения, и даже радиоактивные элементы превращаются в стабильные?

– Такова физика этого процесса. Здесь все соблюдается – закон сохранения энергии, закон сохранения заряда. А основным строительным материалом для трансмутации являются протоны, входящие в состав воды. При этом, если происходит сборка атомных ядер, значит, вылетают нейтрино. А если, напротив, идет разборка тяжелых ядер – а мы из свинца получали калий и кальций – то вылетает антинейтрино. И все! Поскольку нейтрино практически не регистрируются, мы ничего и не видим – ни осколков деления, никаких альфа-частиц, бета-частиц, нейтронов, гамма-квантов… То есть мы имеем классический неядерный процесс.

– Я бы сказал, неклассический ядерный… Допустим. Еще вопрос. Если вы говорите, что попасть в этот хитрый режим непросто, нужны определенные поля, токи и прочее, то что же запустило процесс трансмутации на ранней Земле?

Я уже знал ответ, и Владимир Дмитриевич подтвердил мою догадку:

– Думаю, грозы – те самые молнии, где имеется самый широчайший набор частотных параметров во всем электромагнитном спектре. Что-то случайно подходит и запускает… А грозы когда-то были чудовищными: геологи находили проплавленные на 10–20 метров базальты от удара молнии. Так что возможно, запускала этот природный процесс именно электрическая деятельность в присутствии магнитного поля Земли – последнее должно быть обязательно.

Еще некоторое время помолчав и утоптав информацию в голове, я вздохнул и решил вернуться к началу истории.

– Ладно, возвращаемся к господину Уруцкоеву, который колол бетон и случайно обнаружил в бетонных лунках…

Ковалев отрицательно покачал головой:

– Нет, не в бетоне! Когда они начали изучать вопрос «пшиков» и «бахов», то перенеслись в лабораторию. Создали установку и начали делать лунки в больших полиэтиленовых блоках. И опять-таки размер блоков был ими найден совершенно случайно – позвонили знакомым в соседний институт, те говорят: да, у нас есть обрезки литого полиэтилена, пока не выкинули, приезжай и забирай. Так делалась наука в девяностые… Они поехали и вывезли круглые блоки размером 380 мм в диаметре и толщиной сантиметров в двадцать. Этакие полиэтиленовые ковриги! Начали в них по кругу сверлить лунки – 8 штук – совать туда электроды и закладывать разные образцы сгораемых элементов. Закладывали проволочки и фольгу, никель и свинец, меняли нагрузку. Смотрели зависимость от состояния центрального толстого электрода. Ведь токи там были до 5 килоампер, поэтому электрод изнашивался, выкрашивался…

Прервав рассказчика и забегая вперед, скажу, что счастье просто улыбнулось тогда Уруцкоеву с этими полиэтиленовыми ковригами! В них можно было проделать восемь лунок по кругу, они и начали проделывать. Потом-то выяснилось, что когда взрывная емкость была одна, эффект отсутствовал, когда их было в блоке две – почти не улавливался. При четырех уже заметно проявлялся. И максимума достигал при восьми, высверленных по кругу, лунках. Важна была также форма лунок, их число и взаиморасположение. То есть процесс трансмутации носил явно резонансный характер.

Три года ребята Уруцкоева проводили свои эксперименты, деньги у них на тот момент от производственников были, пробовали и так, и сяк, пока не нашли ту самую зависимость, о которой мы уже говорили: когда идет сильный удар, случается трансмутация, а если удара нет, нет и превращения элементов. Причем они так и не поняли, почему получается трансмутация.

– Они просто констатировали экспериментальный факт. Кстати, в середине полиэтиленового слитка с восемью лунками, в момент трансмутации образуется светящийся шар величиной с футбольный мяч молочно-белого цвета. Который сразу распадается на мелкие шарики, а они уже просто исчезают.

– Ох ты… Владимир Дмитриевич, а вы про Шахпаронова не слышали, случайно?

– Нет. А кто это такой?

– Советский Тесла. Это человек из науки, не бог весть какой теоретик, но прирожденный талантливый экспериментатор, который в теории не преуспел, в отличие от вас, но хорошо чувствовал предмет исследования. У него получались не только летающие плазмоиды, но и другие удивительные вещи, о которых даже рассказывать страшно.

– Нет, я не знаю Шахпаронова, – вздохнул Ковалев. – И я не думаю, что это плазма. Есть так называемое понятие – рекомбинация плазмы. Обычная плазма должна распадаться за сто микросекунд. А этот шар у курчатовцев держался в тысячу раз дольше. Они на камеру его даже сняли… Кстати, тоже интересный вопрос – зачем они поставили камеру? Как вы думаете? Разве нельзя было смотреть процесс взрыва глазами? Клетка-то, в которой осуществлялся взрыв, была прозрачна…

– Клетка?

– Да. Там же взрыв! Если что-то вдруг отлетит… и такие случаи, кстати, были. Но опасность представляло не это. Опасность была в другом – если люди слишком быстро входили в эту клетку после взрыва, они начинали болеть. Поэтому камеру и поставили, и после взрыва выжидали часами, пока там все не рассеется.