Невоспитанный трамвай - [5]
Дышим сипло, запаленные. Кругом — лес подъемных кранов, металлоконструкции на тросах качаются. Техника как будто на ходу, но попробуй разберись, которая тут только по табелю, а которая на самом деле. Не лезть же опять под механизм?
В прорабской пусто, дверь заперта, свет горит, следы ведут к столу, а за столом никого.
— Ты кто, зачем пришел? — спрашивает кто-то.
— Я, это самое, — говорю, — не по табелю. По табелю-то я не здесь, а на соседнем заводе…
— Понятно, — говорит прораб и вылазит из шкафа. — Устал я с вами, фиктивными.
— Много у вас таких? — интересуюсь.
— Пруд пруди! — Прораб достал журнал. — Пять слесарей в учтенном прогуле, десять — в неучтенном, два бригадира ушли после обеда, отпросившись, зато их бригады испарились без спроса. Тракторист Касторкин…
— Его я видел, — говорю, — поехал на свадьбу к племяшу и меня у проходной попутно переехал, душегуб!
— По табелю у него сегодня школьный день.
— У его трактора тоже… история с географией?
Прораб развел руками. Я пошел в строительное управление. Там мне дали воды, чтобы успокоился:
— Не волнуйтесь, гражданин, вы не первый пострадали, так сказать, от призрака за рулем. Тракторы, экскаваторы, подъемные краны и грузовики с нашей стройки…
— Шабашничают? Так ловите их, — кричу, — сколько еще страдать?
Начальник вздыхает:
— Если бы уменьшить объем призрачной работы хотя бы наполовину, то можно бы получить дополнительной продукции на…
Он пощелкал на счетах. Потом посмотрел на меня с подозрением:
— А вы кто, собственно, откуда? Из газеты?
— Никто, — заученно отвечаю и отступаю к двери. Не скажешь ведь ему, что я сам приехал за этими призраками: чтобы они в счет отгула или прогула вырыли бы мне экскаватором яму под гаражом, кирпич подвезли да стены выложили, сверху плитой накрыли… Им это раз плюнуть! У них все под рукой, любая техника. Я заплачу…
— Может, меня здесь нет, может, вам померещилось, товарищ начальник стройки, — кричу на прощание. — По табелю я не здесь, на соседнем заводе у станка стою, вкалываю…
ЖИЛ — ПИЛ
Утром Мыльников поднялся с постели с таким чувством, будто не спал вовсе. «Как бы не помереть от бессонницы, — размышлял он тоскливо, — ночь не спишь, две… Что бы это значило?» Раздумывая о таком странном поведении своего нестарого организма, Мыльников сел завтракать: ткнул вилкой суп, пронес хлеб мимо рта. Из-за стола встал с таким чувством, будто и не ел вовсе. Это его встревожило. Мыльников ушел в себя и был наказан контролерами в трамвае.
— Ты плохо выглядишь! Не заболел? — спросил мимоходом прораб Веревкин и на всякий случай приказал: — Будешь работать на первом этаже. Выше не лазь! Понял?
«На первом так на первом, — равнодушно думал Мыльников. — Для меня теперь что первый, что последний — все равно! Отлазился».
Мыльников сидел на сквозняке и собирался с духом. Не получалось.
— Поставь стояки, приверни тройники, радиаторы, вентили не растеряй! — подсказал прораб. — Да шевелись, приду проверю!
Мыльников не шевельнулся. Ему было не до стояков.
К обеду его размышления приняли новый оборот: «Работал я или не работал? Радиаторы в углу свалены, стояки у стены лежат, вентили под ногами катаются».
В столовой Мыльников от расстройства глядел в тарелку с борщом и никак не мог понять, чего от него хотят?
— Ешь, Мыльников, жуй! — подсказывали ему со всех сторон. — Бери ложку, хлеб, кусай…
«Легко сказать — кусай!» — мысль Мыльникова скользнула в привычное русло.
Вызвали дежурного врача. Тот нащупал ускользающий, едва слышный пульс Мыльникова.
— Похоже на предынфаркт!
— Болезнь века! — вздохнул кто-то. — Ничего не попишешь.
— Мыльников, где болит, как самочувствие?
— Плохо, — хрипло выдавил Мыльников.
— Не работник! — подтвердил прораб Веревкин. — Радиатор поднять не может, вентили растерял… Берите, лечите. Я не возражаю.
— Поздно, — сказал кто-то из бывалых. — Отходит. Аминь! Со мной так уже было…
В толпе всхлипнули, засморкались.
— Совсем молодой…
— Мало пожил.
Мыльников думал тягуче: «Мало пожил. А жил ли? Ел, пил. — Мыльников невольно вздрогнул. Его передернуло от отвращения: — Пил?! Да! Чаще, чем воду…»
Щеки его слегка порозовели.
— Вроде полегчало! — отметил врач.
Мыльников приоткрыл один глаз и сразу увидел Шарикова. Тот стоял в толпе и ехидно ухмылялся, глядя на поверженного дружка.
Мыльников обиделся, сердито дернул ногой.
— Пульс наполняется! — одобрил врач. — Ну еще разок, не сдавайся, больной!
Мыльников напрягся и сразу разозлился на Шарикова: «Чему радуешься, язви тя…? Думаешь, сухим из воды вышел? Через тебя пропадаю: вчера улизнул, меня одного на морозе оставил. Нетрезвого. То есть слегка выпивши… Даже не слегка, а по-хорошему! Домой на четвереньках приполз, головой дверь открывал… Точно! Может, оттого и задумчивый? Не спал ночью? Может, оттого и погибаю?»
Мыльников поднатужился и сел. Толпа восхищенно ахнула.
— Молодцом! — одобрил врач. — Выжимай болезнь по капле, гони от себя…
Мыльников принялся спорить сам с собой: «Кто сказал, что я не спал? Ты?! Или ты?! Да, не спал! А вы бы, к примеру, спали, ежели у вас ботинок под щекой или под боком? Если лежите каждую ночь не вдоль, а поперек кровати? Разве выспишься? Разве ночь не будет в тягость?!»
