Неволя - [2]

Глава вторая

Девять нукеров и шестеро слуг перебрались на другой берег. Вереницей, кто с ношей на спине, кто налегке, поднимались они на зеленый холм, поросший редкими кустами, шли по нему, а потом спускались куда-то вниз. Где они останавливались, посол не знал. Видимо, юртовичи разыскали для стоянки укромное местечко, которое не разглядеть отсюда. Бабидже давно хотелось посидеть на кошме в полумраке шатра, подремать в тишине. Человек он был немолодой, нервный, легко приходил в раздражение, и, хотя часто давал себе зарок не злиться понапрасну, ничего с собой не мог поделать: он возбуждался от всякого пустяка и сам же страдал от этого; к концу дня у него начиналась сильная головная боль.

Руководить переправой Бабиджа поручил сотнику Хасану. Иначе это хлопотливое дело совсем извело бы его. Он знал, что никто, кроме этого кряжистого, испытанного в походах нукера, не сможет умело разобраться во всем этом беспорядочном скоплении телег, арб, повозок; никто, кроме Хасана, не установит порядок, не утихомирит нетерпеливых и не определит очередность получения места на пароме без всякой обиды для иных слишком самолюбивых торговцев.

Согнанные из близлежащих слободок бородатые мужики в длинных домотканых рубахах с громкими криками подтаскивали к берегу груженые повозки и арбы. Грязь вокруг стояла по колено: частые дожди размыли землю, множество ног животных и людей размешали её в кашу.

По всему было видно, что переправа продлится до глубокой ночи. Только два парома было на реке. Небольшие, они едва ли могли захватить четыре телеги. Медленно, слегка покачиваясь на воде, понесли они первыми, как и полагалось, посольскую крытую повозку и три воза с тщательно упакованным добром.

Сам Бабиджа предпочел переехать реку в лодке; утлые, до половины залитые водой паромы вызывали у него опасение. Сотник давно послал нукеров разыскать для посла надежную лодку, но ни один из них ещё не возвратился.

Наконец показался вооруженный нукер, тащивший за шиворот худенького мужичонку в рваной и мокрой одежде. То был лодочник. Низенький, седенький, рядом с рослым воином он казался подростком. Подобострастно кланяясь и говоря что-то, лодочник показывал рукой в сторону слободки, на небо, на реку, бил в свою тощую грудь кулаком и всхлипывал. Бабиджа не стал его слушать. Отвернулся. Ему нужна была лодка, а не притворная печаль этого мужика.

Нукер ударил лодочника по затылку и закричал по-русски:

- Лодку давай!

- Сказывал уже. Дырявая она, - огрызнулся тот.

- Дырявую не давай. Недырявую давай!

- Господи! Да что ты за бестолковщина! Нет недырявой-то!

Нукер сердито задвигал бровями и взмахнул плеткой.

Их разговор услышал подошедший московский воевода.

- Не бреши! - сказал воевода Мещеряков, весело поглядывая серыми, глубоко сидящими глазами на посла и мужичка. - Лодку сей час привесть и посла доставить целым и невредимым на тот берег! Уразумел?

От его слов лодочник преобразился, выпрямился и совершенно утратил несчастный вид; он развел руками, пожал плечами, как бы говоря: "Твоя воля", - и, лукаво ухмыльнувшись, поглядел на воеводу.

Прошло немного времени. Длинный, узкий, целиком выдолбленный из ствола челн появился со стороны слободки и, шурша по песку днищем, пристал к берегу.

Поддерживаемый под руки двумя нукерами, посол спустился к челну и сел в него, поплотней запахнул полы халата, поправил съехавшую на брови чалму.

Наконец челн врезался своим острым носом в песчаный крутой берег, и Бабиджа позволил себе оборотиться.

Воевода стоял там, где они расстались. Бабиджа не сомневался, что тот смотрит на него, хотя и не мог на таком расстоянии разглядеть его лица, тем более этого неприятного для себя насмешливого выражения глаз и губ.

Бабиджа последний раз посмотрел на неприветливый московский берег. Воевода садился на своего гнедого жеребца, больше половины его отряда было уже верхом, остальные, ведя в поводу своих коней, отходили в сторону; мрачной синевой отливала сталь их шлемов и острых копий, ветер раздувал на воинах синие плащи.

Большой табун татарских лошадей переплывал реку. Вдали, над лесом, клубились темные, местами черные, тяжелые от дождя тучи. Слегка гремел гром.

Боясь оказаться застигнутым сильным ливнем, Бабиджа устремился с холма вниз, к рощице. Там, под березами, был поднят белый круглый шатер. Легко и быстро зашагал к нему Бабиджа впереди двух нукеров, следовавших за ним по пятам.

Глава третья

Рано поутру Бабиджа был разбужен свистом птиц.

Отогнув полог шатра, он высунулся наружу. И не поверил своим глазам: высокое небо чисто, бледно, без единого облака. Скоро должно показаться солнце. Восток слегка розовел. Низко над полями бродил густой туман. Он скрывал ближайшие холмы и речку, иногда сквозь его молочные клочья проступало что-то черное, шевелилось и двигалось, но посол ничего не мог разглядеть, сколько ни щурился.

Бабиджа стал всматриваться в туман. Он увидел, как из белой мглы бесшумно выплывает всадник. По контуру его шапки, по одежде он определил, что это был свой, ордынец. Бабиджа узнал сотника. Хасан не спеша слез с седла, расслабил подпругу и, шлепнув лошадь по крутому заду, пустил пастись.