Невольник - [48]

— Глупенькая… — Марийка засмеялась. — Гайдутины — добрые, хороших людей не трогают… Да и ты, хотя и турчанка, а вон как хорошо по-нашему говоришь. Будто настоящая болгарка.

— У меня няня была болгарка.

— Вот оно что…

Хотя голос у Марийки по-прежнему звучал ласково, однако в глазах появился холодок. Внимательно взглянув на Златку, она поднялась с места.

— Ой, леле! Я и забыла, что у меня чорба[71] варится!..

2

Марийка выбежала в сени, а старик обратился к своим гостям:

— Прошу, другари[72], в дом старого Момчила. Марийка наварила чорбы, а к ней найдутся и хлеб и брынза. Да и бутылочка ракии не помешает…

— Спасибо, бай Момчил, мы с большой благодарностью воспользуемся вашим гостеприимством, — ответил Звенигора. — По правде говоря, здорово животы подвело за эти дни.

— Откуда путь держите, другари? И кто вы такие?

Звенигора ждал этого вопроса. И хотя дед Момчил казался ему честным человеком, ответил так, как уславливались:

— Плыли из Трапезунда в Варну. Со своим хозяином, купцом. Мы казаки… А веры христианской…

— Руснаки, выходит! — обрадовался старик. — Это хорошо! А чего же вы панькаетесь со своим хозяином? Можно подумать, что он вам дядюшка или брат… За ноги бы турка — да в море, антихриста! А сами — айда до дому!

Беглецы переглянулись и облегчённо вздохнули. Оказывается, они попали к друзьям. Или, может, хитрый дед испытывает их? Но не похоже.

— Про волю мы и сами думаем, бай Момчил, — отвечал Звенигора. — Кто не хочет вернуться домой, на волю? Но не пришло ещё время… А хозяин наш, Якуб, человек добрый, даром что турок… А Адике, его дочка, тоже хорошая девушка. Мы не можем причинить им зла. А если кто нападёт, будем защищать. Не так ли, друзья?

— А как же! — выкрикнул Спыхальский. — За пана Якуба жизни не пожалеем!

— Гм, похоже, что этот турок вам все-таки вроде родич, — удивился Момчил. — Ну да бог с ним… Пошли обедать!

Звенигоре показалось, что старик с подозрением оглядел их, но значения этому не придал. Хотелось быстрее поесть и заснуть. Тяжёлые, бессонные ночи на море давали о себе знать.

Обед был вкусный. Ароматная чорба с бараниной всем понравилась. Пан Спыхальский, выпив кружку ракии, забыл шляхетские правила и громко хлебал наваристый суп, как самый обыкновенный хлоп. Звенигоре виноградная ракия показалась далеко не такой крепкой, как запорожская горилка, но, не желая обидеть гостеприимного хозяина, он хвалил и ракию, и чорбу, и солоноватую брынзу.

После обеда всех стало клонить ко сну. Златку Марийка повела в свою комнатку, а мужчинам постелила на чердаке. Там лежало свежее сено, и измождённые беглецы мигом заснули.

Когда Звенигора проснулся, стояла уже ночь. На чердаке было темно. И Яцько, и Спыхальский крепко спали.

Звенигора повернулся на другой бок, подложил под голову кулак и снова закрыл глаза. Но на этот раз заснуть ему не удалось. Из сеней донёсся приглушённый шёпот. Говорил Момчил:

— Подожди, Драган, я закрою ляду на чердак, чтобы гости, чего доброго, не слезли. Пусть храпят себе до утра!..

Звенигора затаил дыхание. В чем дело? Что там происходит внизу? Почему Момчил опасается их?

Тихо стукнула ляда. Скрипнул засов. В сенях снова послышались голоса, но теперь ничего нельзя было разобрать. Потом открылись наружные двери и настала чёрная тишина.

«Эге, тут что-то неладно, — подумал Звенигора. — Не затевает ли старый недоброе? Может, хочет выдать турецким властям? За пойманного невольника-беглеца платят хорошие деньги».

Арсен хотел разбудить товарищей, но передумал. Втроем в этой непроглядной темноте они поднимут такой шум, что Момчил и его сообщники сразу их услышат. Нет, лучше самому обо всем разузнать.

Ещё днём он по казацкой привычке, ложась спать, осмотрел чердак и приметил, что в забитой досками торцевой части крыши есть небольшие дверцы, через которые, очевидно, Момчил забрасывал сено. Осторожно, ощупывая руками балки, добрался до стены. К счастью, дверцы были не заперты. Тихо открыл их, выглянул во двор.

Впереди, на фоне звёздного темно-синего неба, чернели горы. Где-то сзади, по ту сторону хижины, шумело море. Звенигора прикрыл за собой дверцы и выглянул из-за ската крыши во двор. Там, склонившись головами друг к другу, стояло несколько тёмных фигур. В кругу белел чуб Момчила. В сторонке Марийка держала за поводья двух мулов.

Мужчины о чем-то говорили, однако Звенигора не мог ничего услышать: мешал шум моря. Момчил сказал:

— Пора!

Марийка дёрнула мулов за поводья и пошла впереди. За ней тронулись мужчины. С Момчилом их было четверо.

Звенигора спустился с крыши и пошёл следом.

Они повернули на тропинку, что вела к прибрежным песчаным дюнам. Дорога была незнакомая, и Звенигора ускорил шаг, чтобы не потерять в темноте серые фигуры. Вдруг в стороне, между каменными глыбами, он заметил человека, который, как и он, крался за Момчилом и его товарищами.

Неизвестный не видел Звенигоры и, пригибаясь, тихо двигался следом за Момчилом и его спутниками.

У обрывистого каменистого берега Момчил остановился и что-то сказал Марийке. Девушка придержала мулов. Мужчины исчезли в чёрной низкой щели, вымытой в известняке дождевыми потоками. Через несколько минут они появились оттуда с тяжёлыми узлами.