Невиртуальная реальность - [35]

– Ой, извините. Рефлекторное движение. Исправлюсь! – Пообещал он, надеясь на то, что Ника не желает его исправления.

Она сделала вид, что ничего не произошло, и вернулась к разговору.

– Ну, рассказывай. Ты был женат, верно?

– Был. Дважды. Да ладно, дело прошлое. Но трое детей. Их жалко.

– Так зачем ушел? Оба раза так невыносимо?

– Да не уходил я! Одна выгнала, другая сама ушла. После родов пошла к родителям и не вернулась. – Макс отпустил Нику и поднялся. – Нет. Не совсем. Один раз приходила, вещи забрать. И свои, и мои. Правда, это не помешало их стоимость вытребовать с меня через суд. А-а-а... Ладно. Не хочу. Давай лучше про Шагала.

– Про Бердслея, – поправила она.

– Да хоть про Сальвадора Дали. – Максим закусил губу и нервно зашагал вперед-назад. Он сунул руки в карманы брюк и ссутулился. Ника не ожидала такой реакции на свои расспросы.

– Ты их еще любишь? Кого? Первую или вторую?

Яцкевич остановился, достал из карманов кулаки и жестяным голосом, четко произнося каждое слово, сказал:

– Я никого не люблю. Ни первую, ни вторую. А если не перестанешь, и тебя любить не буду. – Ника пожала плечами и отвернулась. – Ты пойми! Это было очень больно. Так больно мне никогда не было. Я не хочу к этому возвращаться. Даже мысленно. Теперь я один. Свободный, бедный и счастливый...

– Ты бедный? – Она кивнула на одинокую «Хонду».

– Представь себе – да. Это не моя машина. Зато я действительно счастлив. У меня ничего нет, значит, терять мне нечего, и поэтому – я абсолютно свободен. Единственное, чего мне не хватает, – это возможности давать тепло. Человеческое тепло любимого мужчины. С этим действительно проблема. Не с сексом. Это найти не трудно. Знаешь, как корова страдает, когда ее не доят?

– Да. Знакомо. – Ника вдруг хмыкнула пришедшей ей на ум шутке. Шутка была чересчур рискованна и она не решалась сказать ее вслух, но вспомнив, что в этот вечер все можно, смущенно ухмыляясь сказала: – Мужчину, как и корову, нужно периодически сдаивать.

Макс засмеялся и хлопнул женщину по ноге.

– Молодец.

Она придвинулась и попросила:

– Расскажи теперь о своих женах. Я бы посочувствовала. Мне важно это знать, если ты хочешь быть со мной.

«Ничего себе поворот», – Максим поднял брови. И медленно сказал:

– Разве я успел сделать тебе предложение?

– Ты сказал, что я тебе нравлюсь. Кроме того, ты постоянно заигрываешь со мной. Не скрою, мне приятно и лестно. Кстати, твои заигрывания – очень оригинальны. Я такого еще не видела. – Она снова широко улыбнулась. – Это же надо! Чтобы соблазнить девушку, ты рассказываешь ей, как это нужно делать!

Макс сел на корточки, пристально глядя в зеленые глаза.

– По-моему, ты уже не так уверена, что мне это не удастся.

Ника толкнула Макса в грудь, и тот опрокинулся на асфальт.

– Правильно, – проворчал он, вставая и потирая ягодицу. – Насилие – лучший аргумент, когда слова кончаются и оппонент побеждает в споре.

– А мы разве спорим? – Женщина положила ногу на ногу и скрестила руки на груди. Она серьезно смотрела на Яцкевича, и он вспомнил взгляд своей классной руководительницы в 136-й средней школе города-героя Минска.

– Почему ты не хочешь говорить о своих бывших женах? Это ведь было много лет назад. Я не верю, что тебе до сих пор болит. Почему ты, всегда такой открытый, внезапно закрылся, и пробить это невозможно? Хочешь, я расскажу тебе о моем бывшем муже?

– Нет.

Макс поднялся, походил еще немножко и сел на краешек скамейки, подальше от Ники.

Он молчал, и женщина не торопила его. Наконец он развел руки и глубоко вздохнул.

– Понимаешь... Понимаешь... В свое время они меня почти доконали, и я виню их в том, что мои дети живут без отца.

– Естественно, что ты винишь их.

– По крайней мере, без биологического отца. То, что я считаю, что это их вина – это объективно?

– Чрезвычайно субъективно.

– Конечно. Они уверены, что виноват – я. И, возможно, они могут это доказать. Скорее всего, если я буду далеко – могут. Но спорить в отсутствие оппонента – в худшем случае – подло, в лучшем – глупо. А я не хочу говорить плохо о людях, которых я когда-то очень любил.

– Но ведь они говорят о тебе плохо в твое отсутствие?

– Ну и что? – Макс ухмыльнулся, вспомнив анекдот. – В мое отсутствие пусть они даже меня бьют.

– Знаешь... – Ника пожалела, что Макс сидит так далеко. Ей хотелось взять его руку. – Это, конечно, благородно, но...

– Но что – но?

– Ну... Не знаю. Наверно не прагматично... Нет. Неправильное слово.

– А что прагматично? – Он замерзал и потер ноги. – Я помню, как моя прагматичная младшая жена подала на меня в суд на алименты.

– А вы уже развелись, на тот момент?

– Тогда нет. Она ушла из дома и жила у своих родителей. Но хотела моих денег.

– Но у нее ведь был твой ребенок?

– Ну и что? Почему бы не жить дома? Я и сказал судье, что жена не подает на мужа в суд, и потребовал нас развести.

– Ну, а судья что?

– Ничего. Судья, кстати, была пожилая и красивая. Почему-то все судьи женского пола, встреченные мной, а их было немало, были пожилыми и красивыми. А эта... Еще и какая-то стервозная. Неприятная тетка.

– Видимо, эта судья тебя очень обидела.

– Нет. Обидеть меня может только уважаемый или любимый мной человек. Она просто следовала букве закона. Может быть, чересчур яро. А законы у нас кривые.