Невиртуальная реальность - [22]

В азарте Ваня покрасил даже уши.

– Ну что? Голова прошла?

Фархат не знал, чего от него ожидает «дедушка», и ответил уклончиво:

– Так точно! Ныкак нет!

– Ах, не прошла?! Сейчас поедешь в медсанбат, придется делать терпентацию черепа. (Фельдшер имел ввиду трепанацию. Что это такое, Ваня знал смутно, а Фархат вообще не представлял.)

Наобов испугался. Он наслушался достаточно страшных слухов о медсанбате.

– Да! – Закричал он. – Прошла! Голову совсем не чуствую! Как будто нэт совсем! И мысли, мысли... Много мыслей. Совсем умный стал. Как старшына. Спасибо тебе, доктор-ага!

– То-то. Иди, – Ванька протянул сложенный листок. – Освобождение. На три дня.

Фархат хотел поцеловать руку, но засмущался и, схватив листок, выскочил из амбулатория, забыв пилотку.

Возле здания, в курилке, сидели два «деда». Они перемывали косточки капитану Старовойтову и лузгали семечки во вкопанную посреди курилки бочку.

Первым заметил необычного солдата водитель топливозаправочной машины Виктор Крошняк, который несмотря на двухметровый рост носил кличку «Крошка».

– Гы! – выдохнул он басом, но на вздохе поперхнулся слюной и в его могучую трахею влетела чешуя семечки.

Крошка захрипел, и его лицо окрасилось в бордовый цвет. Его сосед и друг, Костя Петров, заметив неладное, ударил Крошняка по спине. Несмотря на то, что Костя был худ и невзрачен, удар получился мощным, потому что он бил находящейся в курилке лопатой.

Здоровенный водитель упал на живот и глотательным движением остановил устремившиеся вылететь изо рта позвонки. Он вытер слезы, выплюнул семечку и снова посмотрел на Фархата Наобова.

– Гы! – Повторил Виктор, и добавил: – гляди! Фантомас!

Петров безразлично посмотрел на таджика и меланхолично заметил:

– Вот видишь, Кроха, до чего дошла медицина...

Из окна казармы высунулась голова старшины роты. Она вращала вытаращенными глазами и дико кричала.

Иногда вопль прапорщика переходил в ультразвук и уши «дедов» закладывало.

– Наждачкой чистить буду!! – Вопил старшина. Белки его глаз покраснели, и Фархату показалось, что из зрачков вылетают маленькие, ледяные молнии. – Чурка нерусская! Башку в тиски зажму и напильником! Напильником!!

Обогнувший угол здания капитан Старовойтов нос к носу столкнулся с испугавшимся бурной реакции старшины рядовым Наобовым. От неожиданности капитан присел и, хлопнув себя по ляжкам, раскатисто захохотал.

Растерявшись, Фархат вылупил раскосые глаза и, приложив руку к изумрудному шару головы, неловко отдал честь своему непосредственному начальнику.

– Здрвыя желаю, товарыш капытан, – прошептал он не понимая, чем вызван ажиотаж.

– Ну, ты даешь, солдат! – сказал Старовойтов, вытирая слезы. – Но, в общем-то, придраться не к чему. Прическа уставная и цвет вполне армейский. Разве что... – Он повернулся к казарме и крикнул уже осипшему от вопля прапорщику: – старшина! Нарисуй ему на лбу красную звезду! Зеленку ведь за неделю не отмоешь! Будем считать, что у него на голове – каска.

На крыльцо штаба вышел привлеченный криком командир полка, подполковник Смерть. Он глядел на зеленоголового солдата и не улыбался.

Ваня с ужасом смотрел, через окно, на сурово насупленные брови. В животе ворочалось что-то темное. Фельдшер мгновенно протрезвел. Похоже, долгожданный октябрьский дембель переносился на январь.

«Только попробуй! – фельдшер ощутил свою полную беззащитность от воли полубога. – Чихнешь, я тебе ногу отрежу», – с тоской мечтал дед Советской Армии.

Воробьи радостно чирикали, сидя на приваренных к красному пожарному щиту багре и лопате. У лопаты не хватало черенка. Видимо, кто-то «взял попользоваться и позабыл вернуть». К сожалению старшины роты, деревянную ручку шанцевого инструмента было невозможно приварить к щиту, а гвозди не прибивались к металлу. О том, что рукоятку лопаты можно было пробить гвоздями, а их, в свою очередь, приварить к железу, старший прапорщик не додумался и теперь жестоко страдал от дисгармонии.

– Капитан Старовойтов! – прокричал командир полка, носивший выразительную кличку.

– Я! – Офицер вытянулся.

– Зайдите в амбулаторий. Через пятнадцать минут жду у себя фельдшера. Пора подыскать ему другое занятие, более соответствующее его буйной фантазии. Сортиры, например, чистить...

– Есть!

Капитан взглянул на Фархата.

– Чего пялишься? – Недовольно спросил офицер у таджика. – И руку к пустой голове не прикладывают, пусть даже и зеленой. Бегом на кухню, зеленку кипятком отмывай, пока тебе старшина башку не заточил под карандаш! – Наобов согнул руки в локтях и, распугивая воробьев, побежал к кухне. – Только голову в бак с компотом не засовывай! – Закричал он удаляющемуся солдату. – С тебя станется, – ворчливо добавил он.

Старовойтов тяжело вздохнул. Очередное прошение об увольнении в запас вернулось с отрицательной резолюцией. Служба тяготила его, и даже подобные случаи абсолютного армейского идиотизма – не развлекали.

Капитан задумчиво посмотрел на пожарный щит с осиротевшей лопатой, и будто впервые увидев его, задумался.

«Ну, ведро и лопата еще понятно, – ладонью он вытер лоб, мокрый от пота, бежавшего из-под фуражки. – Но зачем же багор?» – Он недоуменно взглянул на метровый лом, заостренный на конце и вдобавок с хищным серпом, приваренным возле острия. Такой инструмент уместно бы смотрелся в руках Добрыни Никитича, или какого-нибудь другого былинного богатыря. «Наверно, обгоревших добивать. Чтобы не мучились», – решил Старовойтов и направился к амбулаторию.