Невинные - [2]

Вокруг них сангвинисты кружили в знакомой свистопляске сечи. Вопли умирающих эхом отражались от равнодушных камней. Тварь в клетке билась о кожаные стенки, как в барабан, вереща от жажды включиться в резню, вкусить крови.

Заржав, конь в ужасе затряс головой.

Из окрестных улочек и переулков уже потянулись тучи дыма. Ноздри жег смрад горелой шерсти и плоти. Крестоносцы подпалили этот район города. Бернард начал опасаться, что они сотрут с лика земли единственную часть Иерусалима, куда ему надобно пробиться, – ту часть, где можно сыскать священное оружие.

Уразумев, что от коня больше проку не жди, Бернард вытащил меч и несколькими искусными ударами перерубил кожаную упряжь. Понукать почуявшего свободу жеребца не требовалось. Покинув постромки одним скачком, он отпихнул сангвиниста в сторону и устремился сквозь сечу.

«С Богом!» – мысленно проводил его Бернард.

И двинулся к задку телеги, понимая, что никого из братьев отвлекать от боя нельзя. Последние шаги он должен сделать в одиночку.

Как Христос со своим тяжким крестом.

Спрятав меч в ножны, Бернард плечом навалился на задок повозки. Оставшееся расстояние он будет сам толкать ее. В другой жизни, когда сердце еще билось, он был сильным, энергичным человеком. Теперь же наделен мощью, много превосходящей силу любого смертного.

Он порывисто передохнул, ощутив привкус крови, напоивший волглый воздух. Жажда подернула взор алой пеленой. Ему хотелось испить из каждого мужчины, женщины и ребенка в городе. Богомерзкое вожделение буквально раздирало его.

Но вместо того он вцепился в свой обжигающий крест, дозволяя священной боли наставить его на путь.

Он сделал медленный шаг, заставив колеса повозки совершить один оборот, за ним другой. И каждый приближал его к цели.

Но и грызущий страх возрастал на каждом шагу.

Не опоздал ли я уже?

Когда солнце уже клонилось к горизонту, Бернард наконец углядел свою цель. Он уже трепетал от изнеможения, почти исчерпав даже свою неистовую мощь.

В конце улицы, за последним рубежом, на коем яростно сражались защитники города, к равнодушным синим небесам возносился свинцовый купол мечети. Ее белый фасад замарали темные потеки крови. Даже с такого расстояния Бернард слышал испуганное биение сердец мужчин, женщин и детей, укрывшихся внутри толстых стен мечети.

Навалившись на повозку, он внимал молитвам о милосердии, возносимым их чуждому божку. Тварь в повозке им его не пожалует.

Равно как и Бернард.

Их ничтожные жизни суть прах по сравнению с наградой, каковую он алчет обрести, – с оружием, сулящим изгнать с лика земного все зло и нечисть.

Отвлеченный сим упованием, он не сумел помешать переднему колесу повозки попасть в глубокую трещину на мостовой, крепко засев между камнями. Дернувшись, телега остановилась.

Будто ощутив свое преимущество, неверные прорвали оборонительную фалангу вокруг повозки. Худой мужчина с всклокоченными черными волосами ринулся к Бернарду со сверкающим на солнце изогнутым клинком, намереваясь защитить свою мечеть и семью ценой собственной жизни.

Бернард принял цену, разрубив его молниеносным взмахом стали.

Жаркая кровь оросила священнические одеяния Бернарда. Хоть сие и возбраняется, за исключением крайней нужды, он, коснувшись потека, поднес пальцы к губам. И слизнул с их кончиков алую влагу. Он понесет епитимью после, хоть сотню лет, буде понадобится.

Начавшись с кончика языка, огонь разбежался по всем его членам, воспламеняя их новой энергией, сужая поле зрения до булавочного острия. Навалившись плечом на повозку, Бернард мощно толкнул, и колеса снова покатились по мостовой.

На устах его затрепетала молитва – просьба даровать силу, чтобы продержаться, и прощение за сей грех.

Он погнал повозку вперед, и братия расчистила для него дорогу.

Двери мечети показались прямо перед ним. Ее последние оборонщики погибали на пороге. Бросив повозку, Бернард одолел последние шаги до мечети и пинком распахнул запертую на засовы дверь с силою, каковой не сумел бы выказать ни один человек на свете.

Изнутри докатился единодушный вскрик ужаса, эхом отразившись от расписных стен. Сердца собравшихся бились в унисон от страха – слишком многие, слишком часто, дабы различить отдельные. Они сплавились в единый звук, подобный реву бурного моря. Искристая россыпь устрашенных взглядов воззрилась на него из мрака под куполом.

Бернард встал в дверном проеме, дабы они могли узреть его силуэт на фоне пожаров, охвативших город. Они должны признать его одежды священнослужителя и серебряный крест, дабы уразуметь, что их завоевали христиане.

Но что важнее, они должны осознать, что исхода для них нет.

Собратья-сангвинисты пробились к нему, встав плечом к плечу позади него у входа в мечеть. Не улизнет ни одна живая душа. Запах ужаса переполнял просторное вместилище – от плиточных полов до циклопического купола над головами.

Одним скачком Бернард вернулся к повозке. Стащил с нее клетку и повлек по ступеням к двери под визг железного днища, пропахивающего в каменных ступенях длинные черные борозды. Стена сангвинистов разомкнулась, дабы принять его, и снова сомкнулась у него за спиной.