Невинные рассказы - [2]

– Кто сказал «ревизор»? какой ревизор? откуда ревизор? – спрашиваетон, вдруг весь вспыхнув и уже застегивая машинально пальто на все пуговицы.

– Успокойтесь, ваше превосходительство! – продолжает Семен Семеныч, – ревизор, сказывают, охотник больше до дамского общества…

– Гм… от кого же вы получили это известие?

– Есть в Петербурге один облагодетельствованный мноюстолоначальник-с…

– Это неприятно! это тем более неприятно, что тут же разом случилисьдве пасквильные истории. Скажите, пожалуйста, вы были у Хрептюгина в товремя, как Павел Тимофеич стекла бил?

– Как же-с; я был в числе приглашенных…

– Что же такое с ним сделалось? Вот чего я понять не могу!

– С Павлом Тимофеичем это нередко бывает, ваше превосходительство!только он до сих пор умел это скрыть-с. Сидели мы целый вечер, и все какбудто ничего; и он тоже тут был – ну и тоже ничего-с… Только за ужином – должно быть, не присмотрели за ним, – вот он сначала хереску-с, потоммадерцы-с, да вдруг и встал из-за стола: «Музыканты! камаринскую!» – говорит. Я, видевши, что он уж вне себя, подозвал Хрептюгина и говорю ему;«Ведь Павла-то Тимофеича надобно убрать!» Не успел я это сказать, как уж ипошел по зале набат-с… Впрочем, это еще, ваше превосходительство, уладится: Павел Тимофеич уж объяснился с нареченным тестем…

– Ну, а слышали вы другую историю – это еще почище будет: вПесчанолесье стряпчий городничему живот прокусил!

– Ах, страм какой!

– Расскажи-ка, братец, расскажи! – обращается генерал к доверенномучиновнику, – нечего сказать, хорош сюрприз для ревизора будет!

– Были они, – начинает чиновник, – на именном вечере; только и началстряпчий хвастаться: «Я, говорит, здесь все могу сделать!» Ну, городничемуэто будто обидно показалось; он возьми да и ударь стряпчего по лицу: «что-то, мол, ты против этого сделаешь!» А стряпчий, как ростом противгородничего не вышел, вцепился ему зубами в живот-с…

– Ах, страм какой! – повторяет господин Фурначев.

– И вот после этого милости просим тут пользу какую-нибудь для краяпринести! – говорит генерал, разводя руками.

II

Весть об ожидаемом приезде ревизора мгновенно разнеслась по городу. Утех из чиновников, у которых всякое душевное волнение выражается трясениемподжилок, таковое совершилось благополучно. Город оживился, но этооживление было какое-то бездушное, похожее на ту суету, которая начинаетсяво всяком губернском городе с утра каждого высокоторжественного праздника ипродолжается ни более, ни менее, как до известного, судьбой определенногосрока. Петр Борисыч Лепехин, охотник поиграть в двухкопеечный преферанс, внезапно вспомнил, что высшее начальство непоощрительно смотрит на такоеневинное препровождение времени, и призадумался. Он почел долгом немедленносправиться об этом в Своде законов, и хотя ничего похожего на угрозу там ненашел, но на всякий случай, пришедши вечером в клуб, не только сам неторопился составить партию, но даже отказался наотрез от карточки, которуюпредлагал ему Порфирий Петрович.

Федор Герасимович Крестовоздвиженский, пришедши в присутствие, потребовал немедленно к себе какие-то четыре дела («знаете: те дела, покоторым…») и, обнюхавши их, вдруг пришел в восторженность, замахал рукамии закричал: «Завтра же! сегодня же! катать их! под суд их!»

Иван Павлыч Вологжанин неутомимо начал разъезжать по всем знакомым исобирать полезные сведения о житье-бытье крутогорских обывателей, дабы, вслучае надобности, преподнесть этот букет господину ревизору и чрез тозаявить свою деятельность и преданность.

В будку, которая с самой постройки своей никогда не видала будочника иоставлена была без стекол, поставили первого и вставили последние.

Пожарных лошадей выкормили, как индеек Ивана Ивановича.

Словом, всякий готовился к принятию ревизора по-своему. Только частныйпристав Рогуля оказал при этом твердость духа, достойную лучшей участи. Когда ему сказали, что будет, дескать, ревизор и не мешало бы по этомуслучаю поболее бодрствовать и поменьше спать, то он только поковырял вносу, испил квасу, до которого был большой охотник, и молвил:

– Знаем мы этих ревизоров! не первый год на свете живем!

Но самая хлопотливая и трудная часть деятельности выпала на долюгенеральши Голубовицкой. Она кстати вспомнила, что бедные городаКрутогорска что-то давно не получали никакого пособия и что такоеблагодетельное дело всего приличнее могло быть устроено в глазах ревизора. Поэтому на совете, составленном из лиц приближенных и известных своеюпреданностью, было решено: немедленно устроить благородный спектакль, аесли окажется возможным, то и живые картины.

– Помилуйте, Дарья Михайловна! какие же могут быть у нас живыекартины! вы посмотрите на наших дам! – возражает старинный наш знакомый, Леонид Сергеевич Разбитной.

Но Дарья Михайловна, которая имеет весьма развитой стан и вообщеудачно сложена, настаивает на необходимости живых картин. Выборостанавливается на четырех картинах: «Рахиль, утоляющая жажду Иакова»,"Любимая одалиска", "Молодой грек с ружьем", "Дон-Жуан и Гаиде".

– Я могу взять на себя диетуру Иакова! – говорит молодой товарищпредседателя уголовной палаты, Семионович, и поспешно прибавляет: – А еслиугодно, то и Дон-Жуана…