Невидимый фронт Второй мировой. Мифы и реальность - [45]

Летом 1932 года Люшкова включили в состав комиссии во главе с Кагановичем, инспектировавшей сельскохозяйственные районы Северного Кавказа. Из Ростова Генрих Самойлович отправился в богатую в прошлом донскую станицу Тихорецкую. Его потрясла нищета свежеиспеченных колхозников. Толпы крестьян у полустанков выпрашивали кусок хлеба у пассажиров проходящих поездов. Из бесед с казаками и из докладов НКВД Люшков сделал вывод, что голод вызван не саботажем кулаков, а политикой государства, отнимающего последний хлеб в неурожайный год. Но когда он попробовал сказать об этом Кагановичу, то Лазарь Моисеевич ответил в том смысле, что крестьяне сами и виноваты, а если две-три сотни голодающих помрет, то другим это будет хорошим уроком: не выступай против колхозов. В казачьих станицах было введено чрезвычайное положение, и они оказались изолированы от остальной страны. Чекисты не успевали рыть могилы. Умерших от голода приходилось сбрасывать в старые колодцы и засыпать землей. Поскольку на карьере Люшкова события коллективизации никак не отразились, можно заключить, что его оппозиция не шла дальше робких разговоров (если вообще не была придумана задним числом). Наверняка Генрих Самойлович вместе с другими давил крестьянские восстания и устанавливал «санитарный кордон» вокруг мятежных станиц.

В декабре 1934 году Люшков, как я уже говорил, участвовал в расследовании убийства Кирова. Однако в его функции входило изучение политической подоплеки преступления, а отнюдь не изучение системы личной охраны ленинградского партийного лидера. Сталин еще раз заметил понятливого чекиста, активно участвовавшего в конструировании требуемого «троцкистско-зиновьевского» заговора. В августе 36-го Люшков стал начальником Управления НКВД по Азово-Черноморскому краю и переехал в Ростов-на-Дону, где оставался до июля 1937 года. В это время в его подчинении действительно оказались чекисты Дона и Кубани, а следовательно, и те, кто работал в Мацесте. Но уж совершенно невероятно, чтобы Генриху Самойловичу лично пришлось обследовать подземные коммуникации знаменитой лечебницы. Не генеральское это дело. Можно, конечно, допустить, что он уже тогда замыслил побег и на всякий случай прихватил план мацестинских подземелий – авось пригодится. Однако тогда остается загадкой, зачем Георгий Самойлович потом исправно тянул целый год лямку на Дальнем Востоке, депортировал корейцев и китайцев, уничтожал «врагов народа»? В январе 38-го нарком Ежов ставил другим в пример стахановца Люшкова, репрессировавшего аж 70 тысяч «контрреволюционеров», – больше, чем в любом другом территориальном управлении НКВД. И почему бежать надо было обязательно в Маньчжурию? Если уж решился – вот она, Турция, под боком.

Кстати сказать, в сохранившейся в японских архивах описи вещей, обнаруженных у Генриха Самойловича при переходе границы, никаких планов или карт не значится. У комиссара госбезопасности было при себе лишь служебное удостоверение, два пистолета (системы «маузер» и «дерринджер»), часы «лонжин», черные очки (видно, Люшков испытывал тягу к традиционной шпионской атрибутике), русские папиросы, 4153 иены в японской, корейской и маньчжурской валюте, явно позаимствованные из агентурного фонда, 160 рублей, орден Ленина и еще две награды, фотография жены, телеграмма и несколько документов на русском языке.

Как вел себя Люшков в Ростове, можно узнать из книги «Империя страха», написанной другим чекистом-перебежчиком Владимиром Петровым, в 54-м году «выбравшем свободу» в Австралии. В 1949 году один из ростовских чекистов рассказал Петрову, как Люшков ругал руководство Азовско-Черноморского НКВД за то, что оно плохо охотится за врагами народа. И угрожающе предупреждал: «Враги народа в этой комнате – здесь, здесь и здесь». И тут же приказал арестовать несколько человек из числа присутствовавших.

Бежать же Генриха Самойловича заставило известие об аресте в апреле 38-го бывшего главы украинских чекистов Израиля Моисеевича Леплевского, много способствовавшего люшковской карьере. Арест же в мае внезапно вызванного в Москву одного из заместителей Люшкова М. А. Кагана подсказал Генриху Самойловичу, что время его пребывания на свободе истекает. Что было дальше, мы знаем.

Переводчик Люшкова в Японии рассказывал репортеру газеты «Ничи-Ничи Шимбун» в августе 38-го года: «Это очень проницательный и тонкий в своих суждениях генерал, который любит свою родину и свой народ не меньше, чем мы любим свою страну. Нечего и говорить, что непосредственной причиной его бегства стало желание спастись от Сталина и отомстить ему. Но Люшков также хотел освободить свой любимый народ из рук взбесившегося тирана и избавить 180 млн человек от кровавого ужаса и фальшивой политики. Он также хотел разрушить Коминтерн, но не народ, и принести счастье людям. Я не думаю, что в ближайшем будущем у кого-нибудь из „больших шишек“ будет шанс сбежать в Японию. Если это все-таки случится, то таким перебежчиком станет Блюхер».

Здесь явно перед нами цитата из Люшкова. насчет Блюхера бывший комиссар госбезопасности, как я уже упоминал, словно в воду глядел. После бесславных боев у Хасана Василия Константиновича арестовали. Но до суда он не дожил: умер от нанесенных на допросе побоев 9 ноября 1938 года.