Невидимый фронт Второй мировой. Мифы и реальность - [46]

Переводчик утверждал: «Люшков, один из видных чинов ГПУ, отнявший в ходе чистки жизни у 5000 человек в течение года (в действительности, если верить Ежову, как минимум 70 тысяч человек репрессировал Генрих Самойлович; правда, вряд ли все они были расстреляны. – Б. С.), встал перед неразрешимой проблемой, когда настала его очередь стать 5001-й жертвой чистки. Ведь он так твердо верил в коммунистическую теорию. „При правлении коммунистической партии политика никогда не будет направлена на достижение всеобщего счастья“, – говорит теперь Люшков. Когда мы остановились в гостинице, он заметил: „Японские города чистые, пейзажи прекрасные и дороги ровные. Почему ваши люди так богаты, что могут свободно покупать нужные им вещи. Сравнивая судьбу, выпавшую мне, и светлое здание вашей страны, я испытываю чувство, будто пробудился от 18-летнего дурного сна“. В этот момент Люшков всплакнул. Я обнял его и тоже прослезился».

Сохранились описания единственной пресс-конференции, данной Люшковым 13 июля 1938 года в токийском отеле Санно. Присутствующие сошлись на том, что бывший комиссар госбезопасности хорошо сыграл свою звездную роль. Одетый в только что сшитый элегантный летний серый костюм, при галстуке, гладко выбритый, очень живой, с сигаретой Черри-брэнд в длинном мундштуке из слоновой кости, он казался моложе своих 37 лет. Геннадий Самойлович стремился выглядеть джентльменом. Только глаза смотрели на собеседников очень уж пронзительно, так, как он привык смотреть на агентов, от которых выслушивал доносы и которым давал разного рода щекотливые задания. Говорил Люшков низким, но сильным голосом, в спокойной и довольно привлекательной манере, жестикулировал, словно произносящий речь оратор, и в общем выглядел довольно бодрым. Погрустнел только в конце, когда речь зашла о его семье. Однако быстро взял себя в руки. После окончания пресс-конференции Люшков пожал руки журналистам и при этом все время улыбался.

Сохранились фотографии Люшкова, сделанные в этот памятный для него день. Перед нами – симпатичный молодой человек, никак не скажешь, что ему под сорок. Человек просто источает радость жизни и напоминает героя голливудских лент, воплощение американской мечты. На лице – ни тени озабоченности, а тем более печали. И никогда не подумаешь, что на совести у человека – тысячи и тысячи загубленных жизней. Не испытывал Генрих Самойлович угрызений совести. Радость переполняла его. Как же, вырвался из уже готовившегося захлопнуться капкана, не оказался, подобно своим жертвам, у глухой стенки лубянского подвала. Воля ваша, но не кажется мне, что такой человек будет искать еще приключений на свою голову и влезать в авантюру с каким-то немыслимым покушением на всесильного «кремлевского горца». Главное для Люшкова – спрятаться как можно надежнее, чтобы «наши меня не догнали». А если вместо Сталина придет Молотов или, не дай бог, Ежов, разве это изменит к лучшему положение комиссара-предателя?

Люшков мечтал о свободе, хотел избавиться от постоянного страха, что завтра придется разделить участь тех, кого сам казнил. Но японцы ни на секунду не оставляли его своим вниманием. Фактически Генрих Самойлович превратился в почетного пленника. На него не надевали наручников, а на окне номера гостиницы, где он жил, не было решетки. Однако языка Люшков не знал, поэтому передвигаться приходилось почти всегда в сопровождении переводчика. Выехать же из страны ему не разрешали. Японской разведке не хотелось упускать добычу. Люшкова засадили за писание справок о руководстве и структуре НКВД, внешней политике СССР, положении в высшем партийном руководстве. Однако скоро в Токио решили, что вытрясли из перебежчика все, что могли, и теперь он представляет интерес лишь с точки зрения пропаганды. Впрочем, офицеры русской секции разведки императорской армии иногда консультировались у Люшкова по поводу внутреннего положения СССР и организации и вооружения Красной армии.

Генрих Самойлович мечтал уехать в Америку. Можно предположить, что, кроме немецкого, он неплохо владел и английским языком. Однако в Токио отнюдь не горели желанием снабжать потенциального противника ценным источником информации.

В целом же Люшков производил на японцев довольно благоприятное впечатление. Полковник Ябе Чута в беседе с американским историком Элвином Куксом вспоминал: «Он был очень умен и работал усердно, все время что-то читал и писал». На случай войны Люшков приготовил антисталинские речи и тексты для листовок. Нередко он трудился сутки без сна. Переводчики уморились, вынужденные иной раз переводить за Люшковым до 40 рукописных страниц в день. Других дел у перебежчика все равно не было. Вот и занялся писательством, да так, что его плодовитости позавидовали бы сегодняшние авторы детективных и женских романов. Генрих Самойлович писал и собственную биографию, и размышления о Сталине, и подробнейший критический разбор «Краткого курса истории ВКП(б)». Ему подарили новейший коротковолновый приемник, чтобы слушать московское радио, регулярно присылали советские газеты и журналы. Читал Люшков и книги по истории, а также русскую художественную литературу: Тургенева, Достоевского, Чехова. Переводчик, который переводил люшковские опусы, вспоминал: «Это был интеллектуал с широким взглядом на мир. Он много знал не только о политике, экономике и военном деле, но и о музыке и литературе. Однажды мне пришлось переводить написанное им критическое эссе о русской литературе».