Невидимые связи - [33]

– А ты знаком с кем-нибудь из дома четыре по улице Ясминовой?

– Нет. Я никогда там не бывал.

– Ты уверен?

– Да, – голос звучит твердо.

Корч выдвигает ящик стола, достает из него какую-то папку с бумагами. Начинает медленно ее листать, словно что-то отыскивая. На одной из страниц останавливается.

– Странно, – произносит он удивленным тоном. – У меня вот здесь показания людей, которые видели тебя там восьмого августа.

– Неправда! Восьмого августа с четырех до девяти вечера я был в дискотеке.

– Откуда ты знаешь, что я имею в виду именно вторую половину дня? Я же об этом не говорил.

– Вы впутываете меня в какую-то историю! Я буду жаловаться! – В голосе нотки паники.

– Жаловаться можешь, а пока отвечай на мои вопросы. Это не дружеская беседа, а допрос. Ясно?

Сливяк сникает.

– Вас удивило, что я назвал вторую половину дня. Но что ж тут удивительного? Утром все работают и в гости друг к другу не ходят.

– Ну, положим, не все работают. Ты вот, к примеру, до обеда валяешься дома.

Сливяк молчит, опустив голову, и лишь судорожно сжатые руки свидетельствуют о внутреннем его напряжении.

– Значит, если я правильно тебя понял, восьмого августа до обеда ты находился дома?

Сливяк морщит лоб.

– Ну да, – после паузи соглашается он.

– И никуда из дома не выходил?

– Нет, – звучит как вздох облегчения.

– Кто это может подтвердить?

– Домработница, соседи из третьей квартиры. Они к нам заходили. А я открывал дверь. Они просили проигрыватель, кто-то привез им в подарок итальянские пластинки.

– В котором часу это было?

Сливяк на минуту задумывается.

– Между одиннадцатью и двенадцатью.

– А раньше к вам никто не заходил?

– Не-е-ет, – в голосе снова нотки тревоги.

Корч звонит дежурному.

– Приведите ко мне нашего бывшего клиента из восьмой.

В дверях появляется Люлинский.

– Не бойтесь, пан Люлинский, подходите ближе, – подбадривает его Корч, включая магнитофон. – Ты знаешь этого гражданина? – обращается он к Сливяку.

Сливяк то бледнеет, то краснеет.

– Нет! – чуть ли не выкрикивает он.

– Как это нет, уважаемый пан Сливяк? – вмешивается Люлинский. – Вы говорите неправду. Я был у вас дома восьмого августа в десять часов утра. Вы сами открыли мне дверь и пригласили в комнату. Я могу рассказать все подробно.

– Рассказывайте, – соглашается Корч.

Люлинский подробно описывает дом, лестничную клетку, дверь в квартиру, прихожую, комнату Сливяка, его вид и одежду.

Корч не спускает глаз с задержанного. Тот больше не протестует, сидит молча. Только глаза его беспокойно бегают, и он то и дело сглатывает слюну, будто в горле у него что-то застряло.

– …я передал ему слова, – обращается Люлинский к Корчу, – которые просили меня сказать ему, и тут же ушел. Сливяк ни о чем меня не спрашивал, видно, сразу понял, о чем речь.

– Спасибо, пан Люлинский, – вежливо обращается к нему Корч, – вам придется еще немного подождать, пока готов будет протокол, подпишете его и потом можете быть свободны.

Крысиная мордочка сразу преображается.

– Слушаюсь, пан поручик, всегда рад служить. – Он пятится задом к двери. – Подожду, конечно, подожду, сколько угодно, пожалуйста!

Когда дверь за Люлинским и сопровождающим его милиционером закрывается, Корч вновь обращается к Сливяку:

– Как надо понимать слова: «Пусть пьянчуга не чирикает»?

– Не знаю. Не знаю и ничего не понимаю! – Сливяк прикрывает глаза рукой.

– Хватит валять дурака! – резко бросает Корч. – Ты задержан по подозрению в избиении гражданки Ирэны Врубль, совершенном пятого августа совместно с Зигмунтом Базяком, и в убийстве гражданина Кацинского. Нам все известно. Говори правду. Ложью ты только усугубляешь свое положение.

– Я… я… я его не убивал. – Сливяк трясется всем телом. – Я хотел его только припугнуть…

– Рассказывай все по порядку. Сначала об избиении Ирэны Врубль.

Сливяк с трудом берет себя в руки.

– Это Базяк меня подговорил, – произносит он дрожащим, плачущим голосом. От прежней бравады и развязности не остается и следа. Из глаз ручьем льются слезы. Он утирает их трясущимися руками. – Зигмунт сказал, что ему поручили избить какую-то девку, чтоб она перестала шляться в милицию. Меня он попросил помочь. Обещал две «красных». Мы ее избили. Базяк ударил первым, сзади, а я только потом добавил один раз, когда она уже упала. Тут появился этот самый Кацинский. Хотел за нее заступиться. Я слегка его ткнул, и он сразу свалился. Они остались лежать, а мы убежали. Встретились вечером, как уговорились, на берегу озера. В девять часов Базяк принес мне деньги. Сказал, что встречаться не будем, пока не утихнет шум. Надо, мол, переждать. Боялся, что пьянчуга мог нас опознать. Я-то его вообще не знал, и мне нечего было опасаться. Тут Базяк мне и сказал, что фамилия этого пьяницы – Кацинский, а живет он на Ясминовой. Зигмунт раньше его встречал. Мы еще немного поговорили и разошлись… Зигмунт напоследок предупредил: в случае чего язык держать за зубами. У нас, мол, есть надежное прикрытие, надо будет – выручат. С тех пор я с ним не встречался. В дискотеку он больше не приходил. А восьмого утром ко мне явился этот тип. Сказал, что Зигмунт сидит в милиции, и передал его слова. Я сразу понял, что речь идет о Кацинском и его надо припугнуть, чтобы он не болтал и нас не выдал.