Невидимые бои - [29]
В кабинете воцарилась тишина. Николай молчал. Заместитель министра понимал: не нужно никаких слов.
Потом он сказал, что уже послано срочное распоряжение вернуть из ссылки жену. Она здорова. Как будто здоровы и дети…
Все-таки судьба оказалась и жестокой и милостивой к нему. В конце концов все наладится. Только не распуститься. Не уронить себя в своих же глазах.
Начальнику тюрьмы было приказано освободить Николая засветло. На московские улицы уже опускались сумерки. Четыре года, 1460 дней, 35 040 часов не казались теперь Николаю такими долгими, такими бесконечными, как эти десятки минут.
Не так-то просто, оказывается, вернуть человеку волю. Нужно выполнить формальности. Суетливо возвращали Николаю его деньги — несколько десятков рублей, часы, ручку, ремень — все, что было отобрано четыре года назад. Торопились, едва не сбивая друг друга с ног, — приказ есть приказ.
Тяжелый полиартрит бросил Николая на костыли, утяжелил распухшие суставы. Прикосновение к ним вызывало острую режущую боль. Но он не ощущал сейчас боли.
Как и в день ареста, подполковник пребывал в состоянии полушока. Медленно заводил он часы, прислушивался к их тиканью: все это время они стояли. Открыл ручку, попробовал писать — чернила давно высохли. А работники тюрьмы торопили, нервно поглядывая за окно на почти стемневшее небо…
На этом, собственно, можно было бы и закончить рассказ о судьбе чекиста. Но читателя, естественно, интересует судьба остальных участников этой истории.
Кутинцеву действительно пришлось выступать на новых судебных процессах. Два раза. Первый раз бывший полковник давал свидетельские показания на суде над Абакумовым и его бандой в Ленинграде. Он уже заканчивал выступление, когда в зале появился Павел Кузьмин — исхудавший, почти черный от загара, но энергичный и подвижный. Руководитель партийной организации камеры 101 только что прибыл из Магадана. В суд пришел прямо с вокзала. Попросил слова в качестве внеочередного свидетеля. Долго, подробно, в деталях рассказывал суду о преступной деятельности Кутинцева.
— На скамье подсудимых ему сидеть, а не свидетелем выступать, — закончил свое гневное правдивое слово Кузьмин.
Тут же, в зале суда, Кутинцев был взят под стражу. В следующий, последний раз он выступал уже перед судом — ответчиком. Суд приговорил исключенного из партии соучастника преступников-провокаторов к 15 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях.
Как мы уже видели, Павел Кузьмин выдержал все испытания следствия, режимной тюрьмы и лагерного заключения. Полностью реабилитированный в 1954 году, он вернулся на партийную работу.
Михаил Иванов, изолированный от своих товарищей, окончательно надломился. Он не вынес изощренных издевательств, лишился рассудка и скончался в тюрьме, так и не дождавшись реабилитации.
Четыре месяца лечения и отдыха на чудесном Рижском взморье вернули боеспособность Николаю Михайловичу. И вот полковник государственной безопасности Борисов сидит уже в своем старом кабинете строгого здания на улице Дзержинского.
Волей партии ему — в составе широкой комиссии — поручено было срочно пересмотреть дела чекистов, обвиненных их бывшим руководством в различных государственных преступлениях.
А таких дел было множество.
Многие, очень многие погибли. На Борисова смотрели с фотографии люди, которых уже не было в живых. Но партия властно требовала восстановить добрые имена сынов революции. И Борисов готовил для Центрального Комитета партии подробные справки, проекты выводов и заключений. Тяжелая, очень тяжелая работа. Но она поручена ему партией. И он выполнит ее до конца.
А впереди — новая и сложная работа по обезвреживанию опасного противника. Невидимые бои продолжались.
МИССИЯ УОТСОНА
Доброе утро
Профессор Корнелий Савельевич Михайлов проснулся очень рано: он ощущал легкое недомогание. Болеть он привык сидя. Поэтому, как это часто бывало в подобных случаях, он осторожно, стараясь не разбудить Софи, встал, натянул на пижаму халат и прошел в свой заваленный книгами кабинет.
Усевшись здесь в холодноватое кожаное кресло, профессор заново переживал события вчерашнего дня. А события эти были небывалого, прямо-таки эпохального значения. Ракетная система, в создании которой участвовал институт, возглавляемый Корнелием Савельевичем, великолепно взлетела, последовательно сбросила — в точно назначенные моменты — выработавшие топливо ступени, прошла ровно столько, сколько ей было положено — а положено было немало, — и приводнилась точно в рассчитанном районе, приведя в состояние крайнего смятения офицеров многочисленных наблюдательных судов американского военно-морского флота, «случайно» оказавшихся в этом районе, несмотря на публичное предупреждение ТАСС, а точнее, именно благодаря этому предупреждению.
Наблюдательные суда — из них так и выпирало плохо замаскированное военное происхождение — с риском угодить под последнюю ступень ракеты и порадовать тихоокеанских акул новым разнообразным меню, лезли прямо-таки на рожон в надежде поймать хотя бы осколок корпуса, чтобы узнать хоть что-нибудь о советском ракетостроении, вымахнувшем теперь далеко вперед.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.