Невидимки за работой - [25]

— Так какого же чёрта вы не отстояли свои нрава?

— Пробовал. Это целая история. Понимаете, я нашел здесь, на чердаке, старые газеты с отчетами о судебном процессе против Макферлана. Это такой любопытный тип, что я им заинтересовался, стал разыскивать материалы о нем и увидел, что для писателя он просто клад. Но не тут-то было. Понимаете, прадед Клигнанкорта был связан с этим Макферланом, и у нашего лорда оказался целый ящик всяких документов по его делу — замечательный материал, который к тому же дал мне нить к другим источникам. Ну, я, конечно, умолял Клигнанкорта, чтобы он мне позволил использовать этот материал и написать книгу. Он посоветовался с Гарстенгом, и мне было предложено сделать это для их фирмы, а иначе — шиш с маслом. Да… Что ж, я согласился — это все-таки было гораздо интереснее, чем наша обычная поденщина. Потом Гарстенг даже соизволил сказать, что книга мне удалась. У Элтон всячески уговаривал Гарстенга, чтобы мне позволили выпустить книгу под своим именем. Он готов был убить Гарстенга. И все равно ничего не вышло. Они сказали, что я на службе у фирмы, книгу написал в служебное время, и если бы я не жил в усадьбе, то никогда не открыл бы Макферлана, а следовательно, моя книга о нем — собственность фирмы. Никогда не забуду, какое было лицо у Уэлтона, когда Гарстенг объявил свое решение. Он побелел, как мел, сжал кулаки и весь дрожал, как бешеный бык, когда излагал Гарстенгу свое мнение о нем. Да, в выражениях он не стеснялся. Гарстенг вскочил и пытался его остановить, но Уэлтон его перекричал и говорил, говорил, пока не высказал все. А как кончил, потащил меня вон из комнаты, и мы с ним пошли и напились.

— О господи! И книга была продана Уэлку?

— Да. Гарстенг знал, что Уэлку страшно хочется выпустить в свет серьезную книгу. У них еще раньше был об этом разговор, и Гарстенг присматривал для него что-нибудь подходящее. Он предложил ему моего Макферлана — тем и кончилось.

Некоторое время они шагали молча. Халлес был так возмущен, что не находил слов, а Тревельян уныло призадумался. Наконец Халлес возобновил разговор.

— А много здесь пишется беллетристики?

— Романов? Нет, не много. Как это ни странно, большинство романистов сами пишут свои книги. Хорошие писатели не хотят, чтобы это делали за них другие. Во-первых, они, наверно, любят писать романы, во-вторых, каждый боится, что в романе, написанном за него «невидимкой», не будет чувствоваться его индивидуальный почерк. Ведь он особенно заметен в художественной литературе. Зато нам поручается вся мелочь. Ну, а писатели-халтурщики… Видите ли, кто умеет писать всякую ходкую дрянь, тому нет надобности батрачить на других. У нас тут работал один парень. Сделал он две-три книги такого сорта и в один прекрасный день сообразил, что, собственно, он это самое может писать не под чужим, а под своим именем. Теперь он так и делает — и у него собственная квартира в Мэйфэре.

— А как насчет детективных романов? Мне кажется, Эдгар Уоллес пользуется услугами «невидимок».

— Да, говорят. Но, как правило, порядочные писатели детективных романов, такие, которых стоит читать, и которые выпускают одну книгу в несколько лет, пишут сами. Вот, хотя бы Ион Райкс, Седрик Бус, Моотс… или лорд Питер Пенси — этого я больше всех люблю. Знаете, как друзья называют его? «Человек, которому суждено стать вторым Куином»[10]. Да, эти честно пишут сами свои книги. А стандартная дрянь имеет еще больший сбыт — ее можно печатать столько, сколько авторы в силах настряпать. Вы сами знаете, этого рода писанина издается в неограниченном количестве, самый паршивый детективный роман легко находит издателя. Публика, которая зачитывается этой дешевкой, так нетребовательна, что в издательствах даже не дают себе труда читать гранки. Некоторые авторы такой низкопробной халтуры уж больно плодовиты — трудно поверить, что один человек может столько писать. Думается мне, что у них есть свои батраки, которые пишут за них. Находят они себе талантливых пьянчужек, которые опустились и перестали работать для себя, но при постоянном присмотре заставить их писать можно. Нет, романов мы делаем очень мало. Но ведь все преуспевающие романисты, кроме романов, печатают целые штабели статей, рецензий, обозрений и тому подобной литературы, вот ее-то мы и пишем за них.

Снова оба помолчали, уйдя в свои мысли, и снова Халлес заговорил первый.

— Не понимаю я Уэлтона. Он называет здешнюю фабрику «литературным борделем», а между тем вчера прочел мне целую лекцию о коммерческих выгодах нашей работы здесь, будто это самое нормальное и хорошее занятие.

— Ага, знакомая песня: мол, нигде вы не найдете таких хороших условий и только здесь вам удастся дописать свою книгу? И еще рассуждения о том, что наше писательское производство из стадии частной свободной инициативы и конкуренции перешло в стадию монополистического капитализма?

— Вы угадали.

— Такой разговор Уэлтон заводит с каждым новичком. Это для того, чтобы избавить его от первых приступов тошноты и отвращения. Впрочем, должен вам честно сказать — Уэлтон до некоторой степени прав. Здесь вы освобождаетесь от материальных забот и, если не обленитесь, можете творить и для себя. Уэлтон просто хотел вернуть вам чувство собственного достоинства и ободрить вас, чтобы вы не бросили писать. Он молодчина. Таких людей не часто встретишь. И от него вы узнаете о нашем ремесле больше, чем на всех курсах журналистики и от всех профессоров литературы, вместе взятых. Мне кажется, его удерживает здесь только желание помогать таким, как мы с вами.