Невидимая связь - [31]

Теперь она жалела, что настояла на этом единственном условии. Сама не зная почему, она страшилась входить в дом. Ноги словно налились свинцом, когда Дик открыл входную дверь и знаком пригласил ее войти.

Внутри царил полумрак и стояла неестественная тишина, какая бывает в пустых домах. Все шторы были задернуты. Атмосфера была похоронной, угнетающей, воздух – сырым.

Комнаты казались гораздо меньше, чем помнила Лейни. Она переходила из одной в другую, оглядываясь, но ни до чего не дотрагиваясь.

Спальня была пуста, если не считать мебели. Уезжая, она взяла с собой все, что хотела. В спальне матери тоже не было личных вещей. Лейни все убрала после ее смерти. Отдала в благотворительный магазин одежду и другие мелочи.

Наконец она снова оказалась у двери, с видом несчастным и одиноким.

– Ты ничего не хочешь взять отсюда? – спросил Дик, прервав молчание впервые с той минуты, как они вошли в дом.

Втайне он был поражен. Ни восклицаний восторга над вещью, воскресившей дорогие воспоминания, ни растроганных слез. Недавно, навещая родителей, он с братьями и сестрами сделал набег на чердак. Это был день раздумий, грусти и веселья, когда на свет появлялось одно забытое сокровище за другим. А Лейни казалась чужой в этом доме.

– Нет, – обронила она. – ничего.

Дик вдруг сообразил, что дом был больше чем пуст. В нем не было жизни. Словно киношная декорация. Все на своих местах, но кажется двухмерным. Ни глубины, ни центра, ни индивидуальности, ничего, что делало бы его единым организмом.

– Как насчет личных вещей, сувениров, семейных фотографий, чего-то в таком роде?

– Фотографий нет. У матери не было камеры.

– Ни одного снимка? На которых было бы видно, как ты растешь? – удивился он, не скрывая недоверия.

Она вызывающе уставилась на него.

– Терпеть не могу сантиментов!

Что это за мать, которая не собирает горы фотографий дочери?

– Может, у твоих дедушки с бабушкой? – пробормотал он.

– У меня их не было. Никого. Только мать.

Она принялась беспокойно бродить по гостиной. Он ходил по пятам.

– Когда умер твой отец?

– Я была маленькой. Не помню.

– Твоя мать была вынуждена содержать вас обеих одна. Вряд ли это было легко. Где она работала?

Ее внутренности все туже стягивались в спираль. Она не хотела отвечать на его вопросы, и все же он упорно продолжал допрос.

– Она работала в кредитном отделе большой компании.

– Какая она была?

– Какая?

– Да. Каким человеком она была?

– Почему ты задаешь все эти вопросы? – набросилась она на него.

– Хочу знать. Какой была твоя мать?

– Примерно моего роста. Каштановые волосы, голубые…

– Меня не ее внешность интересует. Каким она была человеком?

– Человеком?

Почему он преследует ее по всей комнате, засыпая вопросами?

– Она была беспечной? Жизнерадостной? Меланхоличной, строгой, умной, фривольной? Какой она была?

– Она была моей матерью! – завопила она в ответ. – Просто матерью.

– И ты любила ее?

– Да!

– А она любила тебя.

Лейни окаменела, вцепившись в спинку стула с мягким, просевшим от времени сиденьем.

– Д-да, – выдавила она. – Конечно, любила. Я была ее маленькой девочкой.

Дик заметил побелевшие костяшки пальцев, напряженное лицо. Он допрашивал ее и знал это, но так нужно. Иначе Лейни навсегда останется в плену какой-то трагедии, ставшей причиной непреходящей скорби в этом доме.

– Что случилось с твоим отцом?

– Говорю же, он умер.

– Отчего? Когда?

– Не помню.

– Но твоя мать наверняка время от времени упоминала о нем, рассказывала истории. Она больше не вышла замуж?

Во рту Лейни мигом пересохло:

– Она… почти не говорила о нем.

– Считаешь, это естественно? Почему она не любила говорить о нем?

Разволновавшись, она оттолкнулась от стула, подлетела к окну и вцепилась в шторы.

– Откуда мне знать?

– Знаешь, Лейни. Так почему твоя мать не хотела рассказывать об отце?

– Это было давно. Какая теперь разница?

– Большая. Скажи мне.

Она круто развернулась, готовая заплакать.

– Мать не говорила о нем, потому что ненавидела. Когда она забеременела, он женился по обязанности. Но как только родилась я, бросил ее. Исчез. Сбежал от нас. Больше она никогда его не видела. И я тоже. Теперь вы довольны, советник?

Волосы сбились беспорядочной гривой, а грудь тяжело вздымалась. Руки были вытянуты по бокам. Кулаки сжаты.

– Прости, Лейни. Тебе и матери, должно быть, тяжело пришлось.

– Иди к черту, – процедила она, поворачиваясь к нему спиной и раздвигая шторы. На улице начинало темнеть, что еще больше делало дом похожим на могилу.

– Ты выведал все, что хотел знать. А теперь оставь меня в покое.

Он не мог. Слишком далеко зашел. Кое-чего добился. Но еще не добрался до источника ее тревог. Дик ненавидел себя за дотошность, но по-другому не получалось.

– И твоя мать, не имея никого на свете, изливала всю любовь на тебя. Щедро.

– Да.

– Ты была ее ненаглядной девочкой.

– Да! – сказала она уже громче.

– И часто твердила тебе, как сильно любит!

– Да! – заорала она.

– Показывала, как это чудесно любить и быть любимой. Целовала, обнимала и гладила тебя каждый день.

– Да, да, да!

Она повернулась к нему лицом.

– Ты лжешь, Лейни!

– Н-ничего подобного, – пробормотала она.

– Думаю, твоя мать была обозлена и очень несчастна. И вместо того, чтобы окружить тебя любовью, винила во всех своих бедах и в уходе мужа.