Невиданное - [9]

Маеве МакКаллистер была прабабушкой моей бабушки, которая обрела посмертную славу благодаря тысячам ферротипий на которых были запечатлены моменты повседневной жизни — женщины, дети, слуги и рабы. То, что большинство любителей фотографии тех времен не считало достойным, чтобы запечатлеть на дорогих металлических пластинах. Мама рылась в работах Маеве чтобы отобрать лучшие экспонаты для выставки в музее Метрополитен.

— Меня не слишком интересует запутанная история предков, мам. — сказала я с натянутой улыбкой. — Я из Астории.

Она моргнула, слегка удивленная моим нервным тоном. Более проницательный папа спросил:

— Сегодня что-нибудь случилось, Сара?

— На главной улице Северны собралась большая толпа. Сэм ускользнул, чтобы рассмотреть что происходит, и к тому времени, как я до него добралась, полиция уже использовала слезоточивый газ и поливала протестующих перед зданием кинотеатра.

— Боже мой, — вырвалось у мамы, ее лицо побледнело.

— Мы убрались оттуда так быстро, как только смогла, — быстро добавила я. — И Сэм не пострадал.

— Мальчик, который любит магазины хозтоваров поднял меня над газом, — жизнерадостно вставил Сэмми.

— Кто? — переспросил папа.

— Ричард Хэтэуэй, — пояснила я.

— Спасибо Господу за Ричарда, — сказал он. — Ты не должна была там находиться.

— Нет, — согласилась я, — мы не должны были быть там.

Я не понимала, каким образом папе удавалось терпеть жизнь в АКШ. Мама хотя бы здесь выросла. Но папа был из Новой Англии, а родился в Новой Шотландии. Он познакомился с мамой, когда был в Джоне Хопкинсе, а она училась в колледже для девочек Нотр Дам в Балтиморе. Но мама отказалась ехать на север, потому что не хотела жить в стране, которая до сих пор поддерживает королевскую власть. Тогда оба решили переехать на запад, жить среди нации, построенной на костях торговых пунктов Джона Джейкоба Астора. В страну свободных мыслителей, которые иммигрировали со всего Тихоокеанского бассейна и Северной Америки. Мой настоящий дом. Астория.

Мама начала было отвечать, но тут, наконец, появилась Мэгги, улыбаясь и снимая свое пальто и перчатки. Мама подпрыгнула, ее лицо осветилось настоящим счастьем. Она так сильно обняла ее, что та ойкнула.

— Болтушка, — произнесла мама, — Я так рада, что ты здесь.

Мэгги обошла стол и с энтузиазмом обняла Сэмми, поцеловала папу в щеку, затем подошла и обняла меня.

— Сара тоже, — сказала она.

После похорон бабушки Мэгги поехала на северо-запад Луизианы, в район чуть ниже Ново-Английской провинции Огайо, чтобы проследить за использованием ресурсов семейного фонда для помощи в борьбе со вспышкой менингита. Мы вздохнули с облегчением и радостью, когда она вернулась.

В Мэгги было что-то хрупкое, что-то, что заставляло вас хотеть оберегать ее. Она была очень похожа на Сэмми: милая, щедрая и нежная. Она тоже страдала от аутизма, только в более глубокой форме, чем он. Она была красивой с тонкими чертами, как мама, но там где мама была полна энергии и желания достичь совершенства, у Мэгги появлялся намек на нестабильность, который был почти как страдание. Она почти умерла, когда была маленькая, — упала с домика на старом дубе, который рос на передней лужайке, и пролежала в коме несколько недель. Может быть, из-за этого она стала слегка мечтательной и отстраненной.

Ужин проходил более гладко после того, как мое участие в разговоре стало менее очевидным. Пока мама разрезала огромный шоколадный торт, который Роза оставила на буфете, Сэм подошел к календарю событий, который он старательно открывал каждый день.

— Смотри, Мэгги, — сказал он, — особенный день уже близко. Он милостиво позволил ей сломать пломбу на окошке нужного дня, открыв при этом крошечный компас. — Отлично! — с энтузиазмом сказал он. — Мне это было нужно.

Мэгги посмотрела мне в глаза над его макушкой и улыбнулась. Было сложно продолжать злиться, когда рядом находились они с Сэмми, но я продолжала работать над этим. После того, как я съела свой торт, я помыла тарелку и отправилась наверх. Я решила, что нужно заставить себя открыть одну из маминых старых книжек.

К девяти часам в доме почти все затихло. Я могла слышать тиканье часов в холле и далекий звук голосов — в солярии все еще работал телевизор. Сейчас было только шесть часов по моему времени — по Тихоокеанскому — но я уже натянула свою пижаму. Я хотела положить конец моим сегодняшним дневным страданиям.

И я определенно очень устала. Мои глаза играли со мной в игры — создавали тени в углах, давали мне двойное зрение, пока я шла по коридору в ванную. У меня было странное чувство, что девочка в зеркале, чистящая свои зубы, двигалась на долю секунды медленнее, чем я сама.

Вероятно, мне нужны очки.

Вернувшись в комнату, я скользнула под свое одеяло в виде Древа жизни, которое лежало на моей кровати, и выключила маленькую настольную лампу. Снаружи, пойманные в лунный свет снежинки все еще падали, оставляя мне чувство тепла и уюта. Хотелось бы мне полюбить это место. Но я просто не чувствовала, что это правильно.

* * *

Эмбер бежала впереди меня, по зеленым коридорам оранжереи. Я видела, как ее белое платье мелькало между деревьями. Она замедлилась, позволив мне догнать ее.