Невесты Тумана - [11]

— Спасибо, — грустно улыбнулась Геби. Потом её закружил водоворот домашних дел, многочисленные пиры в доме конунга и тосковать стало некогда. Только ночью, лёжа под большой тёплой шкурой, Геби поглаживала пальцами то свой крестик, то амулет Ингрид, моля своего Господа и незнакомое божество вернуть ей Джона живым и здоровым.

В главном зале был пир. Во главе стола сидел конунг, рядом с ним — его правая рука (в отсутствие Джона), Бьорн. Именно Бьорн всегда был недоволен тем, что чужак Йохан всегда занимает это место, а не он сам. В глубине своей тёмной и мелочной души Бьорн желал, что бы Йохан сделал ошибку, которая стоила бы ему уважения и доверия конунга, что бы… что бы ненавистного чужака сожрал Морской Змей, в конце-то концов!

Вокруг сидели гости — послы ярла. От рыжеволосых, щекастых и бородатых викингов Фреахольма они отличались тем, что были узколицы, светловолосы и надменны через край.

Геби поднесла ещё два кувшина с брагой. Фреахольм, не церемонясь, подвинул боком соседа, освобождая место на скамье. Дёрнув Геби за руку, он усадил её рядом.

— Тебе не скучно без жениха? — спросил Фреахольм, выливая в глотку почти половину кружки. Геби, с трудом собирая отдельные слова во фразы, ответила:

— Нет, я его жду.

— Ты быстро учишься. Йохан сказал мне, какой подарок он привезет тебе. Хочешь узнать?

— Если он не сказал мне этого, значит, он не хотел, что бы я знала раньше времени…

— О-о, я знаю, что это за подарок! Тебе понравится…

Фреахольм смотрел на Геби мутным пьяным взглядом, потом потянулся к ней губами. Геби испуганно вскочила со скамьи. Фреахольм не стал её удерживать силой и пьяненько усмехнулся.

— Клянусь бородой Локи, этот паршивец Йохан — настоящий счастливчик! Ты достойна большего, чем этот… — Фреахольм поморщился, помахал рукой и приложил палец ко рту: — Ш-ш-ш! Я тебе ничего не говорил… Он мой друг. Нет, он мой брат. Мы с ним вместе…

Знать, что они вместе с Джоном делали, ей было не интересно. Она встала из-за стола и вышла. На её место сел кто-то из свиты ярла и стал наливать в кружку брагу. Фреахольм повалился на стол и уснул пьяным сном.

С чего начался инцидент, Геби не поняла. Она собралась идти за новой порцией браги, как тут начались крики. Конунг вдруг вскочил с места и стал кричать на послов. В зале поднялся протестующий гул, послы тоже вскочили и стали, в свою очередь, кричать на конунга. Фреахельд взмахнул руками, но в этот момент кто-то из послов метнул кинжал. Конунг схватился за шею, откуда торчала рукоять, выплюнул кровь и грузно повалился на пол. Ввалилась стража, послов схватили, стали рубить мечами…

Полилась кровь… Сквозь крики, женский визг, шум и лай собак был слышен рёв Бьорна. Воины кинулись к Фреахольму, лежавшему головой на согнутых локтях, в той позе, в которой перед уходом видела его Геби. Бьорн поднял голову Фреахольма и закричал. У единственного сына Фреахельда было перерезано горло…

Бьорн стоял перед жителями поселения, в котором теперь он — хозяин. А если кто не согласен — пусть выходит на поединок и да помогут ему Боги!

Желающих сразиться с Бьорном не оказалось. Мрачные бородачи стояли смирно, опустив лохматые, рыжие головы.

Согласно обычаю, конунга и его сына должны были провожать в Валгаллу их жёны. Но конунг был вдов, Фреахольм ещё не женат. Бьорну предстояло назначить тех женщин, которые будут достойны умереть вместе с прославленными воинами, какими, несомненно, были при жизни Фреахельд и Фреахольм.

Геби пряталась за углом рыбацкой хижины. Оттуда ей было хорошо видно происходящее на берегу. Её христианское мировоззрение не мирилось с тем, что тела не упокоятся в священной земле, а будут сожжены. Ей был виден Бьорн, что-то орущий. Кто-то из женщин заметил Геби, прячущейся за углом хижины и махнула рукой, иди, мол, к нам!

Наивная дурочка Геби подошла. От услышанного у неё зашевелились волосы на голове: она выбрана в провожатые Фреахольму! Геби оглянулась растерянно:

— Я… я не могу… я женщина Йохана… — тщательно подбирая слова, она попыталась объяснить этим странным людям, что она принадлежит другому. Но её не слушали. Сквозь размазанную палитру лиц вокруг, Геби увидела одно лицо…

— Шлюха! Шлюха! Теперь он твой! Забирай его!

Нет, эта девица явно хочет её смерти. Так не дождёшься! Геби обманчиво покорно замерла в толпе, а когда её немного отпустили, рванула бегом, прочь от сборища этих варваров! Как ни странно, догонять её не стали. Раздался голос Бьорна и новый рёв толпы.

В этом рёве захлебнулся и утонул пронзительный девичий визг.

Тела конунга и его сына лежали на огромных поленницах, облитых маслом. Женщины, согласно древнему обряду, голосили, рвали на себе одежду и волосы, расцарапывали до крови лица… Подошел Бьорн. Четыре воина держали под руки двух женщин, которые и проводят конунга и его сына. Женщины ели волокли ноги и смотрели перед собой невидящими глазами.

"Отвар белены! Или дурмана!" — почему-то вспомнилось Геби. Одна из женщин подняла голову с блуждающим остеклянелым взглядом и Геби увидела свою извечную соперницу, которая, наконец-то, заполучила Фреахольма…

Воины нанесли жертвам сильные удары и несчастные рухнули наземь. Затем, под плач остальных, их тела уложили на поленницы рядом с Фреахельдом и Фреахольмом. Бьорн закричал что-то и взял факел. Когда огонь коснулся поленницы, женщины запели. В песне восхвалялась доблесть убитых и слава, которую они обрели при жизни и те блага, которые ожидают их после смерти. Подул сильный ветер, раздувая огонь. Когда гудящее пламя охватило погребальный костёр и в воздухе потянуло горелой плотью, раздался гром и полился дождь. Какое-то время костёр сопротивлялся, но ливень оказался сильнее…