Невеста зверя - [122]

Какой-нибудь силач в три броска докинул бы бейсбольный мяч от одного конца города до другого, но мне понадобилось немало времени, чтобы доехать от моего дома на востоке до дома Дойля, который находился к западу от города, в миле от знака его границы.

Я стоял на светофоре рядом с бензозаправкой. Ветер хлопал сине-желтыми флажками между насосами, гонял по бетону бумажки и пыль. Я снова пытался разрешить проблему, которая мучила меня большую часть ночи. Рано или поздно, понимал я, Доун или кто-нибудь из ее подруг все расскажет Дойлю. Если я не успею раньше, то потеряю его дружбу. Но если я расскажу ему сам, то предам Доун. Вся эта история тошнотворно отдавала школьной мелодрамой. Зажегся зеленый свет. Я дал газу, но не включил передачу – мотор снизил обороты, я откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Хрен с ним, с Дойлем, подумал я. Ничего я ему не скажу. Поедем в «Снейдс», посидим на переднем крыльце с пивом и поговорим о футболе.

Сзади подъехал молочный фургон, я опустил стекло и махнул водителю, чтобы он проезжал вперед, но фургон не тронулся с места. Я оглянулся. Ветровое стекло было покрыто полосками птичьего помета. Водителя я не смог рассмотреть, хотя уловил движение в кабине. Я махнул снова – фургон ни с места. Меня это начало раздражать. Я вылез из машины и замахал обеими руками, как служащий аэропорта, который подводит самолет к терминалу. Ничего. Я хотел уже забарабанить в дверь фургона, но что-то в нем меня испугало. За полосками и потеками птичьего помета окна были словно замазаны черной краской, и снова мне почудилось внутри лихорадочное движение. У меня в памяти всплыли фильмы ужасов про призраков, поселившихся в автомобилях. Я вернулся в свою машину и рванул прочь, оставив фургон у светофора.

Дойль в своей куртке со спортивными эмблемами стоял на холмике в поле рядом с участком его отца, по пояс в бурых сорняках и травах. Штук шесть граклов кружило у него над головой. Я остановился на обочине, вышел из машины и позвал его, но он смотрел в другую сторону, и ветер унес мои слова. Я уже хотел перейти автостраду, когда на холме показался молочный фургон, который несся почти бесшумно, но на огромной скорости. Я прижался к машине, сердце куда-то рванулось у меня в груди – фургон пролетел мимо, к Таунтону, и исчез за следующим холмом. Потрясенный, я подошел к краю поля и снова позвал Дойля. Один за другим, граклы спустились со свинцового неба и скрылись в высокой траве, но Дойль все не двигался, словно по-прежнему не слышал меня. Я нашел дыру в изгороди из ржавой сетки, прошел по полю метров десять, но вдруг остановился: от присутствия птиц мне было не по себе.

– Дойль! – крикнул я.

Он повернулся, с неподвижным, бледным лицом, и секунду-другую смотрел на меня, как будто не узнавал. Затем махнул мне рукой, чтобы я подошел. Я старался обходить места, где на землю опустились граклы.

– Пошли, – сказал я.

Он обозревал пустое поле с явным удовлетворением, как будто планировал построить на этом участке большой дом с бассейном.

– Куда нам спешить? – откликнулся он. – «Снейдс» не убежит.

С минуту мы стояли молча, затем он сказал:

– Как думаешь, будет сегодня дождь?

– Какая на фиг разница? Пошли!

– Можем и пойти. Просто я думал, ты хочешь мне кое-что рассказать.

Я Дойля не боялся – у меня над ним было преимущество в пять дюймов и тридцать фунтов, – но ожидал, что набросится он на меня яростно. Я отступил на шаг и приготовился. Он усмехнулся и снова стал оглядывать поле.

Озадаченный его поведением, я спросил:

– Да что с тобой творится?

Он натянуто усмехнулся:

– Хороший вопрос от того, кто трахнул мою подружку.

– Она тебе рассказала?

– Не важно, кто мне рассказал. Тебе не об этом надо беспокоиться.

Дойль занес кулак, как для удара, но в последнюю секунду опустил руку и засмеялся над тем, как я, пытаясь увернуться, споткнулся и растянулся на земле. Он наклонился, упершись руками в колени и смеясь мне в лицо.

– Она шлюха, дружище, – произнес он. – Прикидывается не винной маргариткой. Мне странно только, что она тебя раньше не завалила.

Я вытаращился на него.

– Честно, – сказал он.

– Я думал, вы собираетесь пожениться.

Он фыркнул:

– Я скорее на туалетном стульчаке женюсь. Она мне никто – просто телка для потрахаться.

Туча граклов закружилась над холмом, за которым исчез молочный фургон, и суматоха в небе отразила смятение у меня в голове. Я вспомнил, как ласкова была Доун, как она нуждалась в нежности. После того, что сказал Дойль, мне захотелось в ней усомниться, принять его точку зрения… я и впрямь усомнился в ней на какое-то время, но его неуважение к девушке все же неприятно меня поразило. Я впервые понял, что, возможно, наша дружба не навсегда, и задумался, не будут ли все мои отношения такими же непрочными.

* * *

Вопреки голосу разума, я втянулся в лихорадочную суматоху Таунтонской недели. Да и как было остаться в стороне, если все население Эдинбурга твердило, что мы на волосок от победы, и давало тактические советы. В каждой витрине красовались плакаты «ПИРАТЫ, ВПЕРЕД!». Собрания болельщиков переросли в массовую истерию – одна танцовщица из команды поддержки сломала щиколотку, исполняя беспрецедентное тройное сальто, но, даже когда ее выносили из спортзала, она продолжала размахивать помпонами и выкрикивать речовки. Даже Кэрол, которая распустила обо мне слухи по всей школе, поцеловала меня в губы и сказала: «Порви их». Но к середине недели реальность достучалась до моего сознания, когда я посмотрел запись тренировки таунтонского внешнего лайнбекера, игравшего также за команду штата, – парня по имени Симпкинс, под номером пятьдесят пять. Тренер Татл планировал запустить меня через середину поля, где пятьдесят пятый был готов в любой момент разорвать меня надвое. Плечо мое еще не совсем зажило, и я серьезно подумывал о том, чтобы врезаться им в стену или дверь и выйти таким образом из игры. В четверг, после тренировки, я лег поспать, и мне приснился пятьдесят пятый. Он стоял надо мной в черной форме (Таунтон специально для игры с Эдинбургом заказал черную форму) и сжимал мое окровавленное плечо с оторванной рукой, как трофей.