— Мы не нравимся этому лорду, Ула, так для чего стараться?
— Летти, что ты творишь? — ужас в голосе сестры меня не впечатлил.
Она всегда и всего боялась, а больше всего опасалась измять платье, порвать чулок или вызвать недовольство нашей старенькой гувернантки. Я только дернула плечом в ответ и уставилась на свое рукоделие, делая вид, что страшно занята.
Ко всеобщему удивлению Черный лорд лишь усмехнулся:
— Мне нравится ваша дочь, лорд МакГроув, в ней чувствуется характер. Завтра я пришлю к Вам своего управляющего, чтобы он определил самые срочные дела на ближайшие месяцы.
Мужчины вышли, Урсула пребольно щипнула меня за руку, а мама посмотрел с неожиданной жалостью. На том, казалось, все закончилось, но, на самом деле, все только начиналось.
С того вечера в нашем доме многое переменилось. Прежде мы свободно носились по всему поместью, занимаясь, чем хотели, теперь же в дом наняли много молодых обученных слуг, которые одним взглядом умудрялись дать понять нам, детям, что мы ведем себя недостойно. У братьев появились новые камзолы, целые рубашки, ботинки и учителя. Через год двое даже уехали учиться в школы, хотя прежде на это не было денег. Для девочек наняли молодую гувернантку и учительницу музыки, а потом Анжела и Урсула тоже уехали в школу.
Когда мне исполнилось двенадцать, черная карета приехала еще раз. Были каникулы, братья и сестры все жили дома, так что на галереях и в конюшнях целый день не смолкал смех. Кроме того, теперь к нам в гости частенько приезжали тетушки, дядюшки, кузены и кузины и вся многочисленная мамина родня. Она сама была девятым ребенком в семье, поэтому родственников у нас было больше, чем пальцев на руках и ногах.
Карета приехала за два часа до ужина, и нас всех пригласили в столовую на четверть часа позже обычного. Гость сидел за столом рядом с отцом, но смотрел так, словно он был хозяином нашего дома. Кажется, его сила стала еще ощутимее. Лорд старался не смотреть на слуг, но лакеи и сами обходили его по большой дуге, а блюда гостю подавал сам дворецкий, с трудом сдерживая крупную дрожь.
Старшие братья и сестры старались держаться с достоинством, а младших за стол не пустили. Я сидела в самом конце стола и удивлялась, почему меня усадили за большой стол, но спокойно ела, не обращая внимания на пронзительный взгляд незнакомца. Селена, сидящая рядом со мной, давилась пюре, а меня на тот момент больше интересовало, получится ли утащить из библиотеки потрепанный том стихов, который папа почему-то убрал на самую верхнюю полку.
Когда подали десерт, мужчина заговорил, и я чуть не подпрыгнула — столько в его голосе было силы.
— Леди Изабелла, я вижу, Вы приложили немало усилий. Одобряю.
Мама вспыхнула, папа побледнел, но нам никто не объяснил причины такой реакции на простую фразу одобрения. После десерта мы поднялись в свои комнаты, почитали на ночь и легли спать. А вот в библиотеку мне попасть не удалось — там сидели папа и гость за бокалом вина.
В школу меня так и не отправили, зато научили петь, играть на клавикордах, «баловаться» карточными играми, вышивать и писать длинные письма тетушкам. Я не переживала от того, что сестры уезжали в школу, а я сидела в нашем поместье. Папа покупал книги, выписывал толстые сборники модных стихов и рассказов. Мама учила меня танцевать и вести приличные беседы. Все мое время было занято, и я почти не вспоминала того черного незнакомца.
Когда мне стукнуло шестнадцать, мама сообщила, что мы все едем в столицу на свадьбу Марии-Эллы. Она была самой старшей и самой красивой из нас, но мы не завидовали, а, наоборот, очень радовались тому, что увидим Эллу в алом платье с венцом на голове, потанцуем между столов и наедимся разных вкусностей.
На деле все было не так, как я привыкла видеть на деревенских свадьбах. Было алое платье, и жемчужный венец, и слезы мамы в кружевной платочек, но за столом полагалось чинно восседать, слушая певцов и любуясь жонглерами. Еду разносили лакеи, которые жалели нам детям лишнего пряника. А еще у жениха Эллы была противная мамаша, похожая на жабу в черных жестко накрахмаленных оборках. Она косилась на стол, за которым сидела наша семья, и, казалось, считала каждый кусок, который мы подносили ко рту.
Но Элла вся светилась от счастья, а Селена прошептала мне, что ее жених виконт и это «очень хорошая партия». Не зная, что такое «хорошая партия», я во все глаза смотрела на высоченного лорда в черном костюме, который сидел на почетном месте и с ленцой обозревал стол и гостей.
Еще через год замуж вышла Анжела, ее свадьба была более веселой, и мы замечательно потанцевали на ней. Жених Анжелы — молодой офицер — увез ее куда-то по делам службы, и с той поры к моим обязанностям добавилось еще одно еженедельное письмо.
Прошел год. Однажды, когда в саду зацвели ландыши — «слезы невесты», как их называли в деревне, я нарвала большой букет для старой вазы в гостиной. Раскладывая по краям горлышка хрупкие стебельки, я вдруг спросила у мамы:
— Кто у нас в этом году невеста? Урсула?
— Ты, — ответила она, поднимая голову от книги.
— Я? — руки задрожали, — но, мамочка, я же…
