Невеста Субботы - [82]

При всем моем уважении к Джулиану мне кажется, что вместо часов ему подсунули рухлядь. Они сломаны, эти часы. Минутную стрелку заело, и она даже не думает двигаться. Нет, сдвинулась, но до чего же медленно.

Одна минута, вторая, третья. Час — так он сказал? Я знаю, что с человеком можно сделать за час. Видела собственными глазами. Да что там час! При должной сноровке хватит и десяти минут, чтобы превратить человека в окровавленный кусок мяса. Впрочем, уничтожить своего ближнего можно, и не прибегая к побоям. Слова ранят больнее ударов, и раны в душе затягиваются медленнее, чем рубцы на коже.

«Как обычно».

Закрыв глаза, призываю забвение. Пусть в милосердии своем оно поглотит этот час, навсегда стерев его из моей памяти. Я жду, когда зашуршит крыльями тьма, но до моего слуха доносится лишь мерное тиканье часов, и даже бабочка в животе не спешит распускать крылья.

Есть только я и мой страх. Вступишься — и сама станешь объектом насмешек. Повиснешь на занесенной для удара руке — и удар обрушится уже на тебя. Страх всегда казался мне огромным, он нависал надо мной, как чудовищная косматая тварь, но я вдруг с удивлением отмечаю, что сама-то я успела подрасти. А страх остался того же размера, что и был. И вот уже я гляжу на него сверху вниз. И он отступает, ощерившись и поджимая хвост.

Пойду и посмотрю, что творится в той комнате. Кто мне запретит?

Прежняя Флоранс — девчонка, вздрагивавшая от каждого шороха, — осталась бы сидеть на месте. Но после того как я подержала в руках лопату Смерти, меня уже ничто не пугает.

Пойду и посмотрю.

— Анджела, погоди, — окликаю я девушку, когда она входит в гостиную с подносом, нагруженным всякой снедью, и так энергично делает реверанс, что расплескивает полчайника.

— Мисс?

— Расскажи мне про мистера Эверетта. Как он с вами обращается?

Вопрос, безусловно, глупый. Рабы Жерара Мерсье на вопрос о душевных качествах господина высказались бы единогласно, что масса Жерар — воплощение справедливости и доброты. Потому что были бы уверены, что их слова тотчас передадут по нужному адресу.

— Мистер Эверетт ничего так, — сипит Анджела. — Придирчивый только. Гиену очень любит.

— Что любит?

— Ну там, чтоб руки мыли, ногти чистили, белье чтоб меняли почаще, — громко и по слогам, как иностранке, втолковывает мне Анджела. — Гиену тоиссь.

— Гигиену?

— Ну, а я о чем?

— Он вас наказывает?

— Всякое бывает, мисс, — отвечает девушка уклончиво.

— А куда он удалился сейчас?

— На второй этаж, мисс, в спальню к Летти. Ейная спальня в самом конце западного крыла, но туды нельзя, мисс! — спохватывается она. — Туды нельзя, пока мистер Эверетт не закончит с Летти!

— Это почему же?

— Мистер Эверетт ужасть как рассердится. Скажет, вся работа насмарку. Пока он там с ней возится, Летти так иногда орет, ажно уши закладывает, но опосля замолкает и с неделю еще ходит смирная. А потом снова приходится мистера Эверетта звать, чтоб он ей чертей погонял. Ей же черти повсюду мерещатся, коли вы не знаете, мисс, — доверительным шепотом добавляет Анджела. — Вы того, чай-то пейте.

Но мне уже не до чая и не до булочек с изюмом. Даже топленые девонширские сливки, кои я могу поглощать в больших количествах, оставляют меня равнодушной.

— Я пойду на второй этаж. Мне можно.

Анджела бесцеремонно хватает меня за подол, но я провожу пальцем по броши, которая всем пансионеркам внушает благоговейный трепет. Еще бы, дар самой императрицы, то ли вензель, то ли медаль! Магдалинка отскакивает в сторону, пропуская меня вперед. На второй этаж я поднимаюсь по лестнице, застланной потертым ковром. Мешкаю на лестничной площадке. Откуда-то доносятся приглушенные голоса, но крики пока что не слышны. Их отсутствие, впрочем, ничего не значит. Жерар тоже надолго растягивал прелюдию.

Вдоль коридора тянутся двери спален. На каждой — небольшое смотровое окошко, позволяющее быстро окинуть взглядом комнату и оценить царящую там обстановку. Точно такое же приспособление имеется и на последней двери. Заглядываю туда одним глазком, готовая отпрянуть или рвануться вперед.

Знаю я, как это бывает. Из меня тоже изгоняли демонов. В Тот Раз. И с той самой ночи, как мать отходила меня плетью, я не могу носить платья с чересчур открытой спиной. Какие только картины не рисует воображение! Но то, что я вижу, ставит меня в тупик.

Джулиан сидит спиной к двери. Мне хорошо видные его рыжеватые волосы, блестящие от помады, но уже редеющие на затылке. Ничто в его позе не выдает напряжения. Даже заложил ногу за ногу, словно забежал в гости к старинной знакомой и ждет, когда подадут чай. А на кровати, забившись в самый угол и подобрав под себя ноги, съежилась девушка с распущенными черными волосами.

В первый миг я принимаю ее за креолку и лишь потом замечаю, что ее кожа безупречно бела. Такой тип внешности, как у нее, англичане считают эталоном красоты: тяжелый, выдающийся вперед подбородок, скошенные скулы, под которыми залегли тени, резкими мазками очерченный рот, удлиненный нос, пронзительные глаза с лихорадочным блеском. Пошла бы в натурщицы — цены бы ей не было. Ее речь гармонирует с мрачным, трагически прекрасным лицом: говорит она правильнее, чем другие девушки, и я с удивлением отмечаю легкий налет французского акцента. Откуда он у особы по фамилии Джонс?