Невеста Солнца - [34]

Умирающий закрыл глаза, но, отдышавшись немного, снова зашевелил веками.

— А ты? Кто это тебя так отделал? Может, ты хотел спасти твою госпожу, и за это тебя так угостили?

Умирающий горько усмехнулся. Предатель понял, что начальник полиции над ним издевается.

— Я наказан по заслугам… (он хотел было перекреститься, но не хватило сил). Когда я вернулся в гациенду, там уже никого не было, кроме Гуаскара… Я ему и говорю: «Ну что, будешь мне платить?» Он не отвечает… только показывает на столе серебряные солес… Я нагнулся, стал считать — верно, ни одной лишней монетки. Я и говорю: «Дешево, однако, вы обделали это дельце. Не знал я, что вы мою барышню собираетесь выкрасть». Тут Гуаскар подал голос: «А если бы ты знал, что это твою госпожу хотят похитить, что бы ты сделал?» — «Да уж, наверное, взял бы не меньше четырехсот. Давай-ка мне четыреста — тогда, изволь, буду молчать». Этот ответ и погубил меня. Я и раньше заметил, что Гуаскар говорит со мной, а сам держит руку под плащом. А тут, как я сказал, что меньше четырехсот не взял бы, он усмехнулся так страшно и подходит ко мне… И вдруг как ударит меня ножом в спину… Я поначалу даже не понял, думал — он меня кулаком… Потом смотрю: у него в руке огромный нож… Я взвыл от боли… бегу, он за мной… я на лестницу… добежал вот сюда… упал… он, верно, думал, что я мертвый… и ушел… всего меня исколошматил…

Он захрипел, но маркиз и начальник полиции не стали дожидаться его смерти. У них были дела поважнее…

Снаружи раздался выстрел.

Они сбежали вниз и бросились к окну… У автомобиля бегал дядюшка, размахивая руками, как сумасшедший… Они стали кричать ему, спрашивая, где Раймонд и мальчик; тот кричал в ответ, что сам их ищет… В то же мгновение по тропинке, ведущей в гору, промчался с быстротой молнии Раймонд, верхом на лошади, и Кристобаль — на ламе. Оба не откликались на зов, может быть, даже не слышали…

Не успел заглохнуть топот, как справа, с дороги, ведущей в Хорильос, донесся стук копыт и на дороге показались всадники.

— Мы спасены, если только заручимся лошадьми! — воскликнул Нативидад. — Индейцы, несомненно, едут через Сьерру в Куско или в окрестности Титикаки; они обязательно столкнутся с войсками Вентимильи — и те их задержат. Недаром они не хотели ехать берегом. В таком составе они бы далеко не уехали… Нам бы только нагнать их, а войска уж точно окажут нам помощь. Я арестую злодеев в Канете или в Писко!

Они побежали навстречу всадникам. Это были, действительно, солдаты, высланные из Хорильоса по требованию Нативидада. Стоило им спешиться, как маркиз вскочил на одну из лошадей и помчался вдогонку за сыном и Раймондом.

— Это безумие! — жаловался градоправитель. — Индейцы перережут их, только и всего.

— Но что же нам теперь делать, господин начальник полиции? — допытывался дядюшка. Он очень жалел Марию-Терезу, но был все-таки не прочь поберечь и собственную шкуру.

— Следовать за ними в отдалении.

— Превосходно. Узнать, куда они поехали… и подстеречь их на пути.

— На основании точных указаний, которые мы получим… В Перу еще есть власти, есть правительство, есть полиция и войска, которые не боятся жертвовать собой, когда речь идет об общественной безопасности.

Говоря это, он повернулся к четырем присланным солдатам; это и был весь гарнизон, остававшийся в Хорильосе.

Франсуа-Гаспар Озу вполне одобрил план Нативидада. Конечно, лучше всего держаться поодаль и под охраной хотя бы четырех солдат. Кстати подоспели и трое полицейских агентов из Кальяо, уступивших начальству своих мулов.

Нативидад вернулся на минуту в казу, вырвал листок из записной книжки и написал несколько слов президенту Вентимилье. В записке он сообщал президенту об исчезновении дочери маркиза де ла Торреса и о похищении ее жрецами Солнца. Десять лет назад Нативидад чуть не лишился места из-за такого же донесения тому же Вентимилье — тогда еще просто градоначальнику Лимы, который и слышать не хотел о «дурацких» рапортах своего подчиненного Переза, уверявшего, будто у него есть доказательства похищения бедной Марии-Кристины д’Орельяны. А теперь — какой реванш!

Один из полицейских взял записку и тотчас поскакал в Кальяо. Двум другим было поручено заняться трупом боя и произвести тщательный осмотр гациенды и ее окрестностей. Затем дядюшка и Нативидад уселись на мулов и двинулись вслед за маленьким отрядом. Когда солдаты поняли, что их ведут в Сьерру, а не обратно в Хорильос, как они рассчитывали, они начали ворчать, но градоправитель заткнул им рты, приказав идти вперед от имени высшего правительства — supremo gobierno.

Нативидад не забыл взять у агентов два больших одеяла и привязал их к своему седлу.

— Вперед! — скомандовал он.

И они легкой рысцой стали спускаться в ущелье, пересекавшее дорогу.

— Ничего. Мамаконас мы всегда успеем догнать, — утешал дядюшку градоправитель.

— Каких мамаконас? Они были здесь? — взволнованно воскликнул дядюшка.

— Ну, разумеется… Все тут были: и мамаконас, и красные пончо, и трое главных жрецов — ведь только эти жрецы и мамаконас имеют право прикасаться к «невесте Солнца»… Это ужасно, сеньор. Подумайте, я пятнадцать лет трублю в уши нашим верховным властям, что краснокожие крепко держатся всех своих варварских обычаев… Так нет, не слушают… Разве язык их не так же чист, как во времена инков? Разве не соблюдают они свято те же обряды, когда едят, пьют, женятся и прочее? И молятся они, как когда- то… Уж если наружная, показная обрядность хранится так ревностно, какое мы имеем основание предполагать, что они изменят самым священным обрядам?.. Они только с виду приняли католичество, а прежняя вера осталась, как была… Ах, скажу вам, я так намучился с этим! Я с самого начала заинтересовался индейскими обрядами — дело в том, что в первые же дни службы мне пришлось столкнуться с преступлением, которое совершенно не поддавалось привычным объяснениям, но как жертвоприношение становилось понятным и объяснимым… Но когда я вздумал было сунуться со своим объяснением к начальству, меня чуть со службы не выгнали… Понятное дело, я смирился… а сам продолжал потихоньку работать, собирать сведения… изучил не только язык кечуа, но и язык аймара — священный язык, распространенный в окрестностях Куско и на озере Титикака… К этому-то озеру они и везут ее — не в город, конечно, где их могли бы увидать, а в какой-нибудь укрытый в надежном месте храм, где жрецы их не переставали служить Солнцу со времен завоевания Перу испанцами.