Невеста скрипача - [18]
— Так, Нецветаев, — начал Шурик, накрыв колени полотенцем. Он совсем захмелел. — Так… Я, собственно, жить тут не собираюсь. Ждет меня одна, понимаешь? — соврал он и неверными пальцами вытянул из заднего кармана брюк теплый и слегка погнутый военный билет. Полистал его, а потом потряс над полотенцем. — Вот, Нецветаев, смотри! — сказал он, когда на колени к нему выпали наконец две фотографии. — Да не эту! — Он выхватил из рук Нецветаева фотографию Нины и смял ее в кулаке. — Вот!
Второй Шурик осторожно, двумя пальцами, взял фотографию Наташи и долго всматривался в ее миленькое лицо, далеко отнеся руку от себя. Потом неопределенно покачал головой и передал фотографию Нине. Пальцы у Нины дрогнули — она то ли боялась обжечься, то ли испачкаться. Надпись на обороте она, однако, прочла внимательно, а на лицо Наташи взглянула мельком и вернула фото второму Шурику, своему милиционеру.
Первый Шурик, жадно наблюдая за ними, и сам поверил в то, что Наташа — его девушка.
— Ну, Нецветаев, как? — самодовольно спросил он. — Ничего, а? Ты таких и не видал в своем районе! А что ты вообще видал? Нинку? — Шурик, изо всех сил стараясь показаться презрительным, покосился на свою бывшую жену. — Доедай на здоровье… — засмеялся он, видя, как напрягся второй Шурик. — Не жалко, понял? А Наташа в Москве, между прочим, живет, Нецветаев. Квартира, газ, горячая вода, телефон. Люстра… — Шурик поднял глаза и с жалостью поглядел на серую от старости и непогод бельевую прищепку, которая удерживала голую лампочку над столом. — Там уже и забыли, какие они есть, примусы! Сам я в Москву на днях еду, понял, Нецветаев? С матерью побуду и поеду. Чего я тут не видал? А разведемся с ней потом, по почте, — небрежно кивнул он в сторону Нины, которая нервно кусала губы. — Сейчас времени у меня в обрез…
Милиционер, слушая Шурика, терпеливо улыбался, только правое веко у него подрагивало, не подчиняясь воле. Нина порывисто встала и, отвернувшись от обоих Шуриков, загремела вилками. Говорить стало не для кого, и первый Шурик поднялся и ткнул кулаком в податливую перину.
— Проводи меня, Нецветаев! — мотнул он головой.
— Водку с собой возьмешь или как? — спросил тот, взболтнув оставшееся в бутылке.
— Издеваешься? — поднял брови первый Шурик.
— Нет, что ты, — ответил второй Шурик, снимая с гвоздя штатский пиджак. — Пошли, Алфеев!
— А что? Алфеев — хорошая фамилия, — заявил первый Шурик. — Вот и Нина скажет. Правда, Нина?
У Нины задрожали плечи.
Всю коротенькую дорогу до своего дома первый Шурик размахивал фотографией чужой Наташи. Она была уже изрядно помята, но Шурика это заботило мало. Он не умолкая тараторил о Москве, разводе и необыкновенной любви. Второй Шурик шел, отстав от него на шаг. Он боялся очутиться к первому Шурику спиной и потому осторожничал.
Улица была пуста. Фонари не горели.
— Ты, Нецветаев, не уходи, — попросил первый Шурик, — подожди меня, я сейчас!
Сначала громко хлопнула калитка, потом дверь в дом. Шурик со стыдом вспомнил, что забыл запереть ее, уходя, и нервно рассмеялся.
— Где ты был, Шура? — тихо спросила мать, поднимая на сына свои заплаканные глаза.
— Сейчас, мама, погоди минуточку, — ответил Шурик.
Он рыскал глазами, отыскивая ремень.
У порога, раздвинув носки по-уставному — на ширину приклада, стояли его сапоги. Мундир со множеством значков висел на вешалке, обшитой серой парусиной. На ней обычно висело зимнее пальто, которым мать очень гордилась. Ремня не было видно.
— Нет, как назло, — выдохнул Шурик.
Его глаза наткнулись на серую коробку с пластинками. Прикрытая вышитой салфеткой, она стояла на радиоле. Шурик, уронив на пол салфетку, схватил ее и, неся ее впереди себя, как поднос, выскочил на улицу.
— Я сейчас, мама! — крикнул он уже от калитки.
Второго Шурика нигде не было видно. Первый растерянно огляделся. «Испугался… ушел», — мелькнула мысль.
— Ты где, Нецветаев? — на всякий случай позвал он.
Коробка была тяжелая.
— Здесь, — ответили из темноты.
Второй Шурик вышел из-за дерева, с неожиданной стороны.
— На, возьми, — сказал первый Шурик, передавая ему коробку с пластинками. — Ей отдашь. Я тут кокнул одну… нечаянно. Пусть не обижается. И вот что, Нецветаев… — Первый Шурик замялся, подбирая слова. — Ты на ней женись все-таки, раз так вышло.
— А что тут? Пластинки? — спросил второй Шурик. Он взвесил коробку на ладони и взял ее под мышку. Пластинки глухо громыхнули.
— Так женишься… или как? — настаивал первый Шурик. — А, Нецветаев?
— Это мы уже обсудили, — ответил тот, помолчав. Голос у него был тихий, убаюкивающий.
— Гляди, не обмани! — дернулся первый Шурик.
— Ладно-ладно, — ответил второй. — Слушай, а ты сам в Москве-то бывал, Алфеев?
Он спросил об этом так безразлично, что первый Шурик не почувствовал подвоха.
— Нет пока, — ответил он, беспечно запрокидывая голову. — Побываю еще! Какие мои годы?
Звезды на небе исполняли какой-то замысловатый танец — двоились, троились, сливались вновь и выписывали на черном стремительные зигзаги.
— А где ж ты тогда с этой своей познакомился? — быстро спросил второй Шурик. Голос его прозвучал уверенней, громче. В нем проскользнули нотки торжества.
Героиня повести Н. Студеникина «Главпочтамт, до востребования» — молодая женщина, у которой непросто сложилось начало жизни. Но она находит в себе силы достойно преодолевать жизненные трудности, принимать верные, серьезные решения.Повесть «Перед уходом» учит доброте, говорит о том, что главное назначение человека в этом мире — делать жизнь лучше, чего бы это ни стоило.
В сборник рассказов «Синагога и улица» Хаима Граде, одного из крупнейших прозаиков XX века, писавших на идише, входят четыре произведения о жизни еврейской общины Вильнюса в период между мировыми войнами. Рассказ «Деды и внуки» повествует о том, как Тора и ее изучение связывали разные поколения евреев и как под действием убыстряющегося времени эта связь постепенно истончалась. «Двор Лейбы-Лейзера» — рассказ о столкновении и борьбе в соседских, родственных и религиозных взаимоотношениях людей различных взглядов на Тору — как на запрет и как на благословение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.