Невеста скандального шпиона - [79]

Он полагал, что занимался раньше любовью, но с ним никогда не происходило ничего подобного. Никогда не было такой щедрости, такой болезненной нежности, но при этом фантастического неистовства.

Она была возбуждена и извивалась и вздыхала под ним, стимулируя его до почти непереносимого состояния. И слова, которые продолжали срываться с ее губ, уводили его с каждым моментом все дальше.

— Я люблю тебя, Натаниэль. Я так тебя люблю.

Он не мог больше ждать. Вилла еще не достигла оргазма, но ее плоть припухла, была влажной, и она вздрагивала от каждого прикосновения его пальцев к ней. Он должен был довести ее до конца, но он так отчаянно нуждался в ней…

— Цветочек, мне нужно… — он начал возиться с пуговицами своих брюк, затем задохнулся, когда ее руки скользнули по его животу, чтобы помочь ему. Его собственные так сильно дрожали, что он отнял их от пуговиц и позволил ей расстегивать их.

Страх Виллы прошел. Все, что она могла ощущать сейчас — это ослепляющую боль внутри себя плюс неотложную необходимость увидеть Натаниэля обнаженным. Прямо сейчас.

Она быстро протолкнула пуговицы сквозь петли, позаботившись о том, чтобы при каждой возможности поглаживать костяшками пальцев твердый длинный предмет, спрятанный под прекрасной плотной шерстью брюк. И каждый раз он вздрагивал. Великолепно.

Затем он вырвался на свободу. Его возбужденный член выпрыгнул в ее ждущие руки, но у нее не было времени исследовать его. Натаниэль отодвинулся, отчаянно сорвал с себя бриджи и перекатился обратно, устроившись между ее бедер.

— Ты так нужна мне, цветочек. Я должен быть уверен…

Она обняла его руками за шею, притянула его вниз для горячего, влажного нежно-грубоватого поцелуя. Затем отодвинулась и бросила на него совершенно серьезный взгляд.

— Если ты не возьмешь меня сейчас, Натаниэль, я ударю тебя.

В ответ головка его члена вошла в нее.

Она откинула голову назад, задыхаясь.

— О, да-а-а.

Он вышел, заставив ее захныкать от потери. Затем он снова начал вталкиваться в нее. С каждым ударом он терся о то место, очень чувствительное, к которому Вилла прикасалась, только когда принимала ванну.

Это казалось грешным, скандальным и просто замечательным. И ей совершенно не было больно.

Он делал это снова и снова, все быстрее и быстрее, пока ее голова не опустилась на его предплечье и она громко не застонала.

Тогда он изменил позу — переместил свое тело ниже и крепче сжал ее в объятиях — и глубоко вошел в нее.

Тянущая, разрывающая боль была шокирующей. Она вскрикнула от боли, в панике ухватившись за его плечи, и яростно замотала головой, когда он наклонился, чтобы выдохнуть ей в ухо ободряющие слова.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Мне очень жаль. Это пройдет. Ш-ш-ш.

Он крепко обнимал ее, больше не двигаясь внутри нее. Вилла проглотила рыдание, все еще задыхаясь от шока, затем ее вера в него и жар его тела позволили ей расслабиться. Жжение стало менее острым, когда ее тело растянулось и потеплело вокруг него.

— Тебе лучше? — его голос был нежным.

Она откинула голову и улыбнулась ему, кивнув, несмотря на последний дрожащий вздох.

Затем она сильно ударила его по бицепсу.

— Почему ты не сказал мне, что ты собираешься сделать это?

— Если бы я сказал, то ты бы напряглась, и тогда было бы гораздо хуже.

— О, — она некоторое время размышляла. Затем ударила его снова.

— Цветочек, мы в самом деле должны поговорить о твоей склонности к насилию.

— Отлично, после того, как мы поговорим о том, откуда ты так много знаешь о том, как лишать девственности невинных девушек.

Он слегка рассмеялся в ответ, и они оба задохнулись, когда он двинулся внутри нее.

— Вилла, — с трудом выговорил он, — если я поклянусь тебе, что ты — моя первая и единственная девственница, то тогда мы сможем продолжить совокупляться, пока наши мозги не вылезут наружу?

Ее глаза расширились от изумления.

— Это не все? — эта мысль заставила ее задрожать под ним, и она ощутила, как он пульсирует в ней.

Он застонал.

— О, цветочек, впереди гораздо больше.

И он начал показывать ей. Медленными, длинными ударами он знакомил ее с ее собственной глубиной и чувствительностью. Боль ушла, оставив только приятную пульсацию, которая облегчалась только его самыми глубокими выпадами.

Ее руки бродили по его телу, пока он двигался в ней. Кончиками пальцев она погладила его грудь и помассировала сокращающиеся мускулы на его плечах, когда его скорость увеличилась.

А когда ощущения внутри нее переросли из приятной пульсации в бурное удовольствие, а затем — в содрогающийся экстаз, она впилась ногтями в его ягодицы и закричала о своем освобождении.

Его рев присоединился к ее крику, когда он яростно погрузился в нее в последний раз. Затем он перекатил их обоих так, что он оказался лежащим на спине, а она, задыхаясь, растянулась у него на груди.

Натаниэль не мог дышать. Не мог думать. Даже сейчас он дрожал от реакции на свой глубочайший оргазм. Никогда ему не было так хорошо. Никогда.

— Ты убил меня, — прошептала она, все еще вздрагивая от накатывающих волн наступившей кульминации.

— Тогда боюсь, это взаимное убийство, — он глубоко вздохнул, получая удовольствие от веса теплого, скользкого тела Виллы на своей груди.