Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес - [3]

Все на поверку в «Невесте Пушкина» оказалось старо, как мир: «Любовная лодка разбилась о быт»…

Казалось бы, эта поэтическая формула, провозглашенная знатоком амурного фронта, коим считался Маяковский, могла быть и близка, и понятна другу и единомышленнику пролетарского классика, поэту-футуристу, прозаику и драматургу Василию Васильевичу Каменскому (1884–1961). Однако дружба дружбой, но за истиной Каменский пошел в иные дали и свой взгляд на обстоятельства, приведшие к трагическому финалу поэта, изложил в романе «Пушкин и Дантес».

Он трудился над этим произведением довольно долго, одолев его в несколько этапов. Еще в начале 1920-х годов написал пьесу о Пушкине под тем же названием, не раз выступал в печати, столичной и провинциальной, со статьями о поэте, планировал обрадовать читательские массы и поэмой (ее отрывки сохранились). Все эти опыты, очевидно, следует рассматривать как тщательную рекогносцировку перед решающей баталией. Упорный труд наконец завершился в 1927 году, а спустя еще год «Пушкин и Дантес» был напечатан, причем почти одновременно в Тифлисе и Берлине, тиражами довольно скромными. С тех пор роман не переиздавался в течение более чем шестидесяти лет, и только недавно вошел в состав сборника избранных произведений Каменского, который выпустило в свет в 1991 году издательство «Правда»[1].

«Мой Пушкин будет на 70 процентов биографическим и на 30 процентов – в преломлении лучей советской современности» – такую запись в своем дневнике сделал Каменский в ходе работы над романом. По-видимому, под «лучами современности» подразумевались социально-политические мотивы, ставшие основой поэтики произведения. Эти мотивы так сильны в романе, что подчас даже покушаются на изначально означенный жанр книги: отдельные ее страницы уместнее считать страстной публицистикой, нежели сочинением, проходящим по ведомству художественной литературы.

Хотя действие этого «процентного» романа начинается в 1824 году в селе Михайловском, куда Пушкин был сослан за прегрешения молодости, цель Каменского проясняется с первых же абзацев и глав: его волнуют главным образом причины гибели поэта, автор ненавидит его гонителей и «самодурное самодержавие» в целом и готов сделать все возможное и невозможное, принести в жертву художественность и мало-мальскую историческую объективность, но пригвоздить гнусную шайку к позорному столбу.

Такая вариация на тему «Мой Пушкин» потребовала и соответствующих подходов. Выполняя поставленную перед собой нелегкую задачу, Каменский произвел определенную ревизию в среде персонажей пушкинской драмы и переакцентировал значение некоторых главных ролей.

Например, он сознательно принизил функции пошлого быта в этой драме, отведя быту лишь место необходимого, но малосущественного фона, немых декораций. Естественным и – надо признать – логичным развитием такого воззрения на быт стало иное, нежели господствовало в ту эпоху, отношение к Наталье Николаевне Гончаровой-Пушкиной.

Автор не скрывает, что Натали была воспитана «в духе мещанской христианской нравственности». Но в остальном невеста и жена Пушкина выгодно отличается от ограниченной героини Сергеева-Ценского и прочих хулителей. Есть у юной красавицы, нарисованной Каменским, и «приветливое обаяние», и «тепло слов», присутствует и «сияние счастья» на личике, и множество прочих достоинств. Она мигом дает свое согласие, всегда рада лицезреть влюбленного поэта, торопит свадьбу и мечтает о собственном доме. А после венчания и стихи пушкинские читает «с удовольствием», и мила в обращении с закадычными друзьями поэта, и чувства ее к супругу «выросли и окрепли». Не беда, что Натали обрадовалась встрече с императорской четой, встрече, которая в одночасье открыла ей двери в великосветские салоны и на балы знати – эта радость невинна, понятна, извинительна. Не беда, что в свете окрыленная Натали ведет себя «как ребенок», теряет голову от полонезов, котильонов и мазурок, увлекается смазливым кавалергардом и тут же ревнует мужа, завидев того с сомнительной Анной Керн – не беда, ибо Натали безгрешна, она верна мужу и сама рассказывает Александру о невесть откуда подвернувшемся ухажере. Ее репутация безупречна, Наталья Николаевна – тоже ничего не подозревающая жертва убыстряющихся событий.

Каменский весьма последователен: канонизируя Натали, он попутно жалеет и ее мать, Наталью Ивановну. Конечно, нельзя сказать, что изображенная им теща Пушкина внушает сильные симпатии, однако она довольно жива, терпима и не похожа на жадную фурию из романа Сергеева-Ценского.

Радуют глаз также фигуры некоторых близких друзей Пушкина, по-своему трогательно выглядит Арина Родионовна, няня поэта, – и здесь отмеренный Каменским запас «чувств добрых» иссякает. Он в совершенно иных тонах описывает другую группу действующих лиц – пушкинских смертельных врагов.

Враги гения организуют заговор с целью умерщвления поэта. Этот заговор на языке конспираторов называется «игрою в шашки». Каждый злоумышленник играет по-своему, ходы дополняют друг друга, а со стороны творящаяся изощренная партия походит на оргию из страшного сна Татьяны Лариной.