Невеста по фотографии - [48]

Подыль впервые услышала историю Тхэвана из его собственных уст. Она тоже знала, как больно терять любимых. А с мыслями, что они умерли по твоей вине, перенести утрату еще сложнее. Возможно, дверь, которая так долго была на замке в сердце Тхэвана, вела не навстречу новым людям, а к его собственному прошлому. Подыль сочувствовала мужу.

Все это время девушка желала от Тхэвана именно этого. Делиться друг с другом хорошим, плохим, грустным – всем, о чем можно рассказать, залечивая раны друг друга. Подыль резко встала и сказала:

– Я намерена идти вперед!

Тхэван повернул голову и посмотрел на жену.

– Хоть твое сердце принадлежит другой, но я намерена идти с тобой вперед! Кто знает, возможно, по пути настанет день, когда твое сердце освободится. Ты тоже пообещай мне перед своей матерью, что постараешься!

На лице Тхэвана появилась улыбка надежды.

– Ну хватит, скорее вставай! Или ты и меня хочешь потерять?

Подыль протянула руку Тхэвану.

Новости

Наступил ноябрь, и начался сезон дождей. На Гавайях, где все время тепло, год делился не на четыре сезона, а на два: засуху и дожди. Но дожди здесь были не такими затяжными, как в Чосоне. После сильного ливня, который здесь называют тропическим, мир снова озарялся лучезарным солнцем и появлялась, будто дорога к облакам, радуга. Каждый раз при виде такого зрелища сердце Подыль так и норовило выскочить из груди.

В один из таких дней, когда радуга была необыкновенно большой и яркой, пришло письмо от Хончжу. Подыль была несказанно рада, словно подруга сама решила ее навестить. Все это время девушка несколько раз начинала писать письма, но в итоге бросила эту затею. В своих весточках матери и братьям она рассказывала лишь о хороших вещах, чтобы они не волновались, но писать только о хорошем подруге ей не хотелось. На всем белом свете единственным человеком, от которого Подыль ничего не скрывала, была, естественно, Хончжу. Однако, не зная, как рассказать о Тхэване так, чтобы подруга, которая рыдала из-за того, что ей не понравился ее жених, не подумала, что она хвастается, девушка каждый день откладывала написание письма и в итоге получила весточку от Хончжу первой.

Забежав в комнату, Подыль торопливо открыла конверт. Три листа были плотно исписаны почерком Хончжу, таким же неровным, как ее голос.

«Подыль, смотри же! – зазвучали начальные строки письма голосом подруги. – Я работаю в столовой плантаций Кахулу на острове Мауи. Мне пущай и лучше, чем женщинам, работающим в полях, но, живя здесь, я поняла, что значит страдание. Ежель мне удастся однажды добраться до Чосона, ну и всыплю ж я этим свахам. Пущай я и была вдовой, но ужли можно сватать взамуж в такое место? Кстати, Чо Токсам тоже ругался на того, кто писал за него мне письма. Этот человек живет в одном с нами лагере и подрабатывает тем, что пишет письма вместо неграмотных рабочих. Ну и жадина же этот Чо Токсам! Он дрожал за каждый центик, даже когда я попросила купить один апельсин. И как такой скряга решился потратить деньги, чтоб привезти меня сюды?! И все же он искренний и добрый. Гуторят, что в лагере есть и такие, кто играет и поколачивает своих жен. Допусти он подобное со мной, я бы тут же сбежала…»

Подыль читала письмо, смеясь и плача, будто она и впрямь разговаривает с подругой. Два с половиной листа Хончжу причитала о том, что происходит в ее жизни, после чего спрашивала, как дела у нее и Сонхвы. Она думала, что девушки живут в одном лагере.

«Подыль, Сонхва! Я умираю, как хочу вас увидеть! Как же вам здорово, что вы видитесь друг с другом каждый день и поддерживаете друг друга. Будь я с вами рядом, мне было бы легче, даже несмотря на все недостатки моего мужа! Здесь мне даже некому душу излить».

Подыль стало стыдно, что она так ни разу и не съездила навестить Сонхву. Она хоть и знала, какой человек ее муж, а все же не хотела приезжать, боясь, что это принесет еще больше головной боли. Как она себя ни оправдывала, поступала она нехорошо. Подыль решила, что в скором времени обязательно посетит Сонхву, и тут ее внимание приковали следующие строки письма:

«А еще, Подыль, я жду ребенка. Уже четвертый месяц. Из-за тошноты ничего не могу есть. Прямо как ты на корабле! Стоит мне поесть, как меня тошнит. Ну и что, что это Америка, стоит мне купить даже апельсин, как мой жадинамуж косо на меня смотрит. И все же, наверное, он переживает за ребенка, поэтому сказал мне отдыхать, и вот сейчас я пишу тебе письмо. Ну как же мне быть, Подыль? Теперь я беременна, и я в тупике. От мыслей, что я состарюсь в этом захолустье женой такого деревенщины, как Чо Токсам, у меня закладывает нос и сжимается горло так, что я могу лишь тяжело вздыхать. Я всеми правдами и неправдами уговорю мужа приехать с тобой повидаться, а пока береги себя!»

Подыль выронила из рук письмо на юбку и застыла. Неважно, какие трудности переживала беременная Хончжу, для Подыль эта новость звучала так, будто подруга хвасталась.

После посещения могилы свекрови отношения Подыль с Тхэваном стали еще более неловкими, чем в момент их знакомства. Но первой начала меняться сама Подыль. Следя за настроением мужа, девушка стала нежнее обходиться с Тхэваном, все время заводя разговоры и иногда позволяя себе шутить вместо прежнего натужного общения. Тхэван же тоже постепенно начал говорить больше и даже смеяться, когда они оставались наедине. Они, как самая обычная семейная пара, пресно шутили, занимались любовью, беседовали и так засыпали. Теперь все, чего желала Подыль, – родить ребенка, но никаких новостей пока не было. Девушка думала, что в этом ее вина, и злилась на себя за свой нерегулярный цикл.