Невеста по фотографии - [12]

– Ачжимэ, вы живете одна, не с семьей сына? – спросила она, вспомнив, как женщина, каждый раз посещая их дом, рассказывала о своих сыне и внуках. На лице ачжимэ вдруг появилась печаль:

– Они отметили Новый год и отправились в Кандо, за реку Туманган. Они звали меня с собой, но ежели мне пойтить, то я стала бы ненужным грузом и, скорее всего, умерла бы по дороге. Поэтому не пошла. Ну и к тому же я вас еще раз увидела, – словно успокаивая себя, улыбнулась женщина через силу.

– По дороге сюды мы видели много людей, которые шли туды, в Кандо. Зачем им туды? Ужель с винокурней все так плохо?

Подыль вспомнила людей, которые им встречались по дороге. Они направлялись в сторону вокзала, неся на себе все, от одеял до кастрюль. Вид их был очень жалок.

– Японцы дерут такие налоги, что пришлось ее закрыть. Они хотели продавать свой алкоголь, но, не получив ничего взамен, разорились, оставшись с долгами. Не выдержав жизни под японцами, они решили уехать. Кажут, в Кандо, за рекой Туманган, много бесхозной земли. Они ушли со словами, что если вспахать каменистое поле, то этого хватит на еду и на жизнь. Как представлю, колько им трудностей предстоит в чужой стороне, так сердце кровью обливается, – ачжимэ вытерла слезы подолом юбки и высморкалась.

– Ты так настрадалась за жизнь, а в последние годы прям расцвела. Можно спокойно жить, видя, как резвятся внуки, – с завистью говорила госпожа Юн прошлой осенью.

При виде ачжимэ, вынужденной расстаться со своими близкими, в голове Подыль возник образ матери, которая теперь будет шить все одна, – от этого в носу защипало.

В доме хоть и была другая комната, но отапливалась только главная, поэтому всем пришлось спать вместе. Ачжимэ вытащила циновку и постелила на полу. Положив ноги в сторону огня, все легли в следующем порядке: ачжимэ, Сонхва, Подыль, Хончжу. Ачжимэ и Сонхва лежали под одним одеялом, Подыль и Хончжу – под вторым.

– Взавтря, как позавтракаем, отправимся в Пусан, узнать о переправе, поэтому сегодня спать ляжем рано!

Огонь в керосиновой лампе потушили, и комната погрузилась во тьму. Ачжимэ, как всегда случалось в доме Подыль, тут же уснула. Подыль же, несмотря на долгую дорогу и ранний подъем, все прокручивала разные мысли в голове. Как только ее глаза привыкли к темноте, девушка смогла смутно разглядеть висевшую на стене ширму для одежды. Казалось, что прошло несколько лет с того утра, когда она покинула дом.

– Спишь? – неожиданно толкнула Хончжу подругу.

– Не сплю. Тяжело спать в комнате с другими, когда раньше спала одна? – спросила Подыль, для которой это было обычным делом – до того, как ее братья выросли, вся семья девушки спала в одной комнате.

– Да нет. Кажись, мы на школьной экскурсии. Мы были в Пусане, и все дети спали в одной комнате. Кто первым засыпал, тому мазали углем лицо.

Подыль вспомнила, что слышала об этом от Хончжу. Для девушки, которая ушла из школы посреди учебного года, такие истории, как эта, о школьных экскурсиях, больно жгли сердце. Но это было давно в прошлом. Приехав в Пхова, она сможет позволить себе все что душе угодно.

– Сонхва, когда ты сюды приехала? – обратилась Хончжу впервые к девушке.

На секунду комната погрузилась в тишину, еще более густую, тем тьма.

– Спит, поди, – сказала Подыль, которая видела, что Сонхва рядом с ней не спит. Пусть им и придется ехать в Пхова вместе, девушке совсем не хотелось дружить с внучкой шаманки.

– Что, правда спит? – поддержала подругу Хончжу.

– Сразу после зимнего солнцестояния, – во тьме раздался немного хриплый голос. Он был похож на голос Кымхвы, когда та призывала удачу в Новом году деревенским.

– И досель ты здесь? – неожиданно для себя спросила Подыль. С месяца зимнего солнцестояния прошло уже два месяца.

Сонхва вздохнула:

– Бабушка наказала домой не возвращатися…

Боль девушки обнажилась во тьме. Они поговорили совсем немного, но все было и так понятно. Подыль и Хончжу тоже не знали, когда смогут снова вернуться домой.

– И что ты делала эти два месяца? – спросила Хончжу.

– Ды так…

Чтобы получить ответ от Сонхвы, нужно было потерпеть. Но Хончжу сдалась и спросила о другом:

– А как выглядит твой жених? У тебя есть его фотография? Покажи!

Подыль тоже было интересно, кто выбрал Сонхву в жены.

Сонхва поколебалась, а затем чем-то зашуршала, встала и зажгла керосиновую лампу. Подыль и Хончжу сели на постели и быстро заслонили руками лампу, когда ачжимэ начала ворчать. Женщина перевернулась и снова захрапела, подружки выдохнули от облегчения и захихикали. Слегка улыбнувшись при виде этой картины, Сонхва аккуратно достала из-под крыши узелок и вынула оттуда фотографию. Жадно следившая за движениями девушки Хончжу тут же выхватила у нее фотографию и осветила ее лампой. Подыль тоже подвинулась к ней, чтобы рассмотреть жениха поближе. Мужчина на картинке тоже был в европейском костюме и не сильно отличался от Тхэвана и Токсама. На обратной стороне было написано: «Пак Сокпо, тридцать шесть лет». Он был младше тридцатидевятилетнего Токсама.

– Ты и письмо получила?

Сонхва отрицательно покачала головой.

– Ты знаешь азбуку? – спросила Подыль.

Сонхва опять покачала головой. Безграмотных людей было намного больше, чем тех, кто знал, как читать и писать, поэтому это было не страшно. Но Подыль пожалела Пак Сокпо, которому досталась в невесты внучка шаманки, так еще и безграмотная.