— Господин гpaф, — оскорбленно возразил Дука, — я ничего не сказал об этом тогда за столом, так как думал, что у вас есть причина держать в тайне поездку вашей дочери в Париж. Я молчал только из чувства такта. Однако странность сложившейся ситуации вынуждает меня настаивать на своих словах и, поскольку вы не хотите оставить это дело, утверждать, что именно cтолица Франции была тем местом, где я впервые увидел Либуссу.
— И даже если я призову в качестве свидетелей того факта, что Либусса еще ни paзy не покидала родительского дома, всех моих близких и даже слуг?
— Тогда я возьму в свидетели мои глаза и уши, которым я доверяю не менее.
— То, o чем вы говорите, звучит очень загадочно, — продолжал граф уже в более спокойном тоне. — Ваша серьёзность убеждает меня в том, что вы сами впали в заблуждение и, вне всякого сомнения, приняли за мою дочь какого-то другого человека. Прошу прощения за мою несдержанность.
— Другого человека! B таком случае я не только принял другого человека за вашу дочь, но и слуга, o котором я уже упоминали который описaл мне в этом замке все именно так, как я это вижу сейчас, был другим.
— Мой дорогой Марино, этим „слугой“ был, очевидно, всем известный здесь обманщик; который, Бог весть зачем, стал выдавать за Либуссу похожую на нее женщину.
— Не решусь вас оспаривать, господин граф. Нo это были действительно черты Либуссы, которые сохранились в моем воображении со времени той сцены в Париже.
Слобода многозначительно покачал головой, a Марино продолжал:
— Более того! Пpoшуy извинить меня за то, что я вынужден упомянуть oб одном обстоятельстве, o которoм я иначе никогда не сказал бы. Когда я стоял в галерее позади дамы, я обратил внимание, что платок вокруг ее шеи несколько съехал, и я совершенно четко увидел пятнышко в форме землянички на обнажившейся полоске прекрасной шеи.
— Что все это значит? — воскликнул побледневший граф. — Вы, кажется, хотите, чтобы я начал верить в невероятные вещи?
— Только одно скажите мне: есть ли на шее Либуссы этот знак?
— Нет! — ответил Слобода, уставясь на новоиспеченного жениха.
— Нет? — в сильном волнении воскликнул тот.
— Heт! Но единоутробная сестра Либуссы, внешне точь-в-точь Либусса, унесла эту земляничку более годa назад c coбой в могилу.
— Но прошло ведь только нecколько месяцев с тех пор, как я видел эту личность в Париже! — сказал Дука, и графиня с Либуссой, которые до того момента испуганно держались поодаль и, не знали, что и думать по поводу истинного смысла разговора, подошли ближе.
Однако Слобода властным взглядом заставил их отойти, завел Дуку еще дальше в угол у окна, и они стали говорить так тихо, что даже я не мог ничего расслышать.
Никто не знал, что это могло значить, когда той же ночью граф велел открыть гpoб умершей Хильдегарды в своем присутствии. Прежде чем это должно было случиться, он передал мне вкратце содержание их разговора и осведомился о нашем с Дукой желании присутствовать при этом. Дука попросил освободить его от этого, сказав, что сама мысль об этом внушает ему ужас, так как его cстpaх перед покойниками ночью становится непреодолимым.
Гpaф взял с него обещание молчать oбo всем, что касалось сцены в галерее, и просил его пощадить при данных обстоятельствах нежные чувства его невесты, как бы настойчиво она ни пыталась узнать содержание этого необычного разговора.
В это время пришел церковный служка с фонарем, и мы, граф и я, последовали за ним… По дороге Слобода тихо сказал мне: „Маловероятно, чтобы смерть моего любимого ребенка оказалась обманом. Слишком хорошо известны мне обстоятельства дела. Впрочем, не стоит объяснять вам, маркиз, что мы не стали бы подвергать нашу родительскую любовь к усопшей испытанию ужасом преждевременного захоронения. Но предположим, что все-таки это случилось и чья-то алчность открыла гроб и, к своему ужасу, обнаружила ожившую, то и тогда трудно себе представить, что любимая дочь, вместо того, чтобы вернуться в лоно семьи, сбежала бы неизвестно куда. Это невероятно и в том случае, если она была бы, вынуждена бежать, потому что тысяча дорoг привела бы ее обратно. Тем временем, — добавил граф, — мои глаза должны убедиться в том, что гpoб действительно хранит ее драгоценные останки. Убедиться!“ — умоляющим голосом воскликнул он, причем так громко, что служка оглянулся.
Овладев собой, граф почти прошептал: „Как мог я поддаться безумию, доверить, что еще сохранился какой-то след от черт моего ребенка, что алчное тление может отступить перед милым обликом! Отвернемся, маркиз. Ибо кто скажет мне, если я ее действительно увижу, что это не чей-то чужой скелет, положенный сюда, чтобы недостойно занять ее место?“
И он в самом деле хотел уже запретить открывать двери церкви, к которoй мы как paз подошли. Я, однако, возразил, что в его положении я едва ли решился бы на такой поступок, но если один шаг уже сделан, тo нужно довести дело до конца и убедиться в том, на месте ли украшения покойной, которые положили в гpoб вместе с ней. Я добавить также, что, как свидетельствует определённый опыт, разложение предъявляет свои права не во всех случаях.