Невеста для демона страсти - [13]

* * *

Прикрыв за собой дверь комнаты своей новообретенной супруги, мужчина, представившийся в церкви герцогом Раенским, прошел по небольшому коридору и скрылся в выделенном для него номере.

— Все готово? — поинтересовался у поджидавшего там Гастона.

— Да, мой господин. Все здесь, — слуга указал на стол, где уже стоял небольшой ларец, окованный чеканным серебром.

— Хорошо, распорядись, чтоб нам приготовили ужин. Мы спустимся через час.

— Как прикажете, господин, — секретарь, с поклоном, уходит. А господин запирает за ним дверь на тяжелый железный засов.

Затем возвращается к ларцу. Ключ от него он хранит на тонкой цепочке, висящей на шее. Чтоб открыть замок, цепочку приходится снять. Несколько поворотов ключа — и на свет появляется массивный каменный кубок на высокой ножке, с широкой и практически плоской чашей. Белый камень, из которого изготовлен предмет, вспыхивает в солнечных лучах миллионом маленьких искорок.

Следом за кубком из ларца извлекаются несколько флаконов разноцветного стекла с массивными резными крышками. Пара капель в кубок из одного, другого, третьего — и вот уже над белым кубком клубится густой синий туман, растревожено шипя, словно вода на углях, и заглушая этим шипением тихий шепот мужчины на древнем, позабытом всеми наречии.

С последним словом заклятья туман исчезает, и на дне чаши появляется изображение: комната, границы которой обозначены полупрозрачными шелковыми занавесями, ковер с множеством хаотично разбросанных по нему подушек, опрокинутый, давно потухший кальян. И бесчувственный мужчина, лежащий навзничь. Его белая сорочка полурасстегнута и почти полностью выскользнула из-под ремня форменных брюк. Руки расслаблены, хотя в ладони одной еще чудом удерживается мундштук кальяна. Вторая рука безвольно откинута над головой, и ее полураскрытая ладонь смотрит в небо.

— Как удобно, — улыбается тот, кто созерцает все через кубок. Чуть крутит сосуд в руках, приближая изображение мужчины. Но фокусирует не на лице — на раскрытой ладони. Она все увеличивается, пока не занимает собой все пространство чаши.

— Что ж, — удовлетворенно кивает наблюдатель и опускает кубок обратно на стол. — Примите мои поздравления с бракосочетанием, ваше высочество.

Он располагает собственную ладонь прямо над кубком и резко сдергивает с нее перчатку. Маленькая искрящаяся звездочка выпадает из перчатки и падает в чашу. Не задерживаясь, проходит ее насквозь, чтоб осесть на ладошке спящего человека. Тот чуть морщится, когда сияющая звездочка прожигает ему ладонь, забираясь под кожу, но так и не пробуждается от своего тяжелого забытья.

А белые перчатки — обе — падают на стол. Черный генеральский мундир с аксельбантами и эполетами тяжело оседает на пол. Вместе с форменными штанами, сорочкой, исподним и прочими, уже ненужными никому деталями туалета. Ведь в запертой изнутри комнате больше никого нет.

Лишь белесый, едва различимый туман неспешно вытекает в приоткрытое окно. Чтоб раствориться в бесконечности небес и позволить ветру нести себя — всюду и сразу. Он слишком долго был герцогом, он устал. Тело этого внука и правнука королей было слишком тяжелым, громоздким, не приспособленным для простых радостей бытия. Жаль, что придется воссоздавать его вновь. Но его девочка заслужила хоть один вечер в обществе «благоверного супруга». Она так жаждала на него посмотреть. Пусть. Того, что она дала ему, хватит на десяток герцогов Александров. К тому же, ужин не храм, можно ограничиться только общим внешним подобием, не тратя лишних ресурсов. А для всего остального есть завтра.

Пока же у него есть еще целый час, чтобы позволить себе не быть. Не существовать. Вообще…

* * *

Через час — вымытая, причесанная, в новом нарядном платье глубокого изумрудного цвета — я спускалась в обеденный зал под руку со своим кавалером. Он наряд не менял, но он и прежде выглядел безупречно и сейчас смотрелся все так же идеально. Нас ждал столик, накрытый для нас двоих, обильная вкусная еда и хорошее вино.

Обеденный зал был полон самой разномастной публикой — от аристократов и до людей весьма сомнительного происхождения и рода занятий, в воздухе стоял гул множества голосов. И если наше появление в зале и привлекло к себе чье-то внимание, то весьма ненадолго.

Мой спутник был молчалив, задумчиво потягивал вино и больше разглядывал меня, чем дегустировал пищу. Не могу сказать, что мне это нравилось. Взгляд у герцога был весьма колючий. Там, в темноте, он казался мне совсем не таким. Когда я представляла, что именно с этим выражением лица он разглядывал меня в карете прежде, чем назвать белой розой, становилось едва ли не тошно. И рука тоже тянулась к бокалу с вином.

— Я пугаю тебя? — все же изволил нарушить он затянувшееся молчание.

— Меня пугает неопределенность. Почему на венчании было названо имя герцога Александра, а вы утверждаете, что вы — не он?

— Потому что моей целью было ввести в заблуждение общественность и сделать женатым герцога Раенского. А обманывать тебя я просто не вижу смысла.

— Но ведь обряд я проходила с вами? — нет уж, давайте конкретно.

— Да, именно я принял твою руку у твоего отца, — согласно кивает мой визави.