Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью - [9]

– К нашему народу? – спросил он.

– Они происходят из той же касты, что и мы.

Это был первый раз, когда он услышал слово «каста». Однако он понял это так, что дети ничего не имели против того, чтобы поиграть с ним, раз они относятся к одной касте.

– Каста? – переспросил он.

– Да, они относятся к касте пан, как твой отец.

– А ты, мама? – спросил Пикей.

– Я кондх, кутия кондх. Это было для него нечто новое.

За соседними домами располагался винный магазинчик. Наполовину разрушенный, покрашенный в желтый цвет цементный дом с маленьким окошком за жесткой решеткой. Сюда мужчины приходили за алкоголем. Они выкрикивали свои заказы продавцу, стоявшему в темноте за решеткой, и получали большие и маленькие бутылки с пивом и завернутые в коричневую бумагу бутылки с более крепким спиртным. Дорожка к винной лавке шла через кукурузные поля прямо рядом с их домом. С раннего утра и до захода солнца поющие и горланящие мужчины, с налитыми кровью глазами, спотыкались, проходя по тропинке. Существование алкоголя было в новинку для Пикея. Он видел пьяных людей первый раз в жизни. Так кусочек невинного детства оторвался и навсегда остался позади.

Другая узкая тропинка вела от дома к большому водоему. Он любил исследовать новые места, к которым вели дороги, и осмеливался с каждым днем продвинуться все дальше. Но все же он побаивался ходить в сторону алкогольного магазина. Случалось, что мужчины, воняющие перегаром, кричали на него или, удерживая его, болтали вещи, которых он не понимал. У дедушки и бабушки они купались в реке, а в Липтинга Сахи ходили к водоему, покрытому цветками лотоса и полному рыб. Многие деревенские умывались по утрам в этом пруду, который также облюбовали птицы и ловившие в нем рыбу медведи. Из поросшего деревьями земляного вала вокруг пруда мать Пикея выкапывала влажную глину и носила ее в корзине домой. Глину она использовала, чтобы мыть голову, очищать жестяные тарелки, кастрюли и сковородки. «Гравий и глина лучше, чем вода и мыло», – говорила Калабати, считавшая, что нужно покупать в магазине как можно меньше и экономить деньги для более важных вещей в жизни.

Когда тучи первого года прошли мимо и осеннее солнце засияло на небосводе, он начал чувствовать себя дома в своем новом доме. Казалось, будто они жили там всегда.

Он привык очень быстро. Ему всегда удавалось приспосабливаться. Много лет спустя он думал: кто не готов изменить свои привычки, переезжая на новое место, тот пойдет ко дну. Однажды мать взяла его на прогулку, чтобы показать ему два дерева на краю деревни. На деревьях жили орел и коршун. Под деревьями мужчины занимались тем, что пытались отрезать мертвым коровам ноги и обработать их кожу, чтобы затем продать ее сапожникам, делавшим из нее сапоги и сумки.

– Вот, – сказала его мать и показала на тащивших коровью кожу к дереву мужчин, – люди, к которым относимся и мы.

– Наши друзья? – спросил он.

– Нет, наша каста.

Это было не совсем так. Мужчины, которые были заняты мертвыми телами животных, были частью семьи, относившейся к гхасси, и жили в деревнях в лесу, за кукурузными полями. По рассказам его матери, они тоже были неприкасаемыми, как и он. Ситуация племени гхасси была ужасной. Брахманы считали их еще более нечистыми, чем пан, поскольку они не только занимались разделыванием мертвых коров, но и – что еще хуже – ели говядину. Брахманы боялись даже их теней, а увидеть гхасси было для брахмана плохим знаком. Однако Калабати знала: положение женщин из гхасси как неприкасаемых менялось после наступления темноты, словно по мановению волшебной палочки. Тогда из близлежащих деревень приходили ритуально чистые и стоящие выше их мужчины, чтобы купить секс у женщин из племени гхасси. Даже брахманы, днем плевавшие в этих женщин, охотно посещали под покровом темноты их дома. Однако об этих позорных событиях в деревне мать Пикея не рассказывала. Она считала, что он должен быть защищен настолько долго, насколько возможно, от знания, как ужасна может быть жизнь неприкасаемых. Во время второго муссона в новой деревне, незадолго до того, как пойти в первый класс, Пикей стоял на маисовом поле и наблюдал, как под серым небом группа мужчин гхасси несла к дереву мертвую корову. Он видел, как они отложили тяжелый труп животного и начали отделять кожу от мяса и мясо от костей. Мухи жужжали над кучей мяса, в то время как коршуны кружили все ниже и кучнее. В конце концов птицы стремглав пикировали к земле, усаживались возле кучи мяса и ждали. Неподвижно, как каменные скульптуры, они сидели там, выказывая своим видом больше терпения, чем жадности. Казалось, коршуны были богами, а вовсе не хищными птицами. Пикей не мог понять, почему они сразу не начинают есть. Тогда он взглянул на небо. Там все еще кружили две птицы, они самыми последними устремились на землю с такой силой, что казалось, поток воздуха от их крыльев подобен урагану. Пикей мечтал научиться им в этом подражать. Он сделал попытку: побежал вниз по пологой дороге, петлявшей в сторону их дома, вытягивал руки, как крылья, издавал свистящие звуки, словно коршун.

– Мама, если я сяду на спину коршуна, я тоже смогу летать? – спросил он, вернувшись домой. Мать быстро разрушила его мечты о полетах.