Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью - [8]

В воскресенье на велосипеде приехал мужчина, доставивший послание от бабушки и дедушки Пикея по материнской линии. В нем они попросили передать, что Калабати чувствует себя не очень хорошо. Посыльный поведал, что она больше не может выполнять свою работу, а только сидит и плачет. Шридхар выслушал послание, не меняясь в лице. Затем он спокойно и молча проследовал в сад, где его мать работала на грядках, и отозвал ее в сторону за кукурузный куст. «Дальше так продолжаться не может!» – вскричал он и дал выход своему месяцами сдерживаемому гневу. Она молчала. «Ты на прямом пути к тому, чтобы свести мою жену с ума!» – продолжал он. Она все так же молчала. Что тут сказать? Она была слишком гордой, чтобы признать, что сделала что-то не так. И в глубине души была уверена в том, что всегда права. Она была стойкой и непреклонной и вела себя так, словно была воплощением разума и гармонии, в то время как остальной мир сходил с ума.

Когда отец Пикея неделю спустя вернулся с работы, он сообщил, что купил участок земли недалеко от почтамта в Атмолике. «Там, – сказал он, – мы будем жить вместе в нашем новом доме». – «Кто будет там жить?» – «Мы. Только мы». – «Мы будем жить в доме, где больше никого не будет?» – спросил Пикей, который еще не слышал о тех, кто жил бы в доме без бабушки и дедушки. «Да. Это будет наш дом. Только наш», – ответил Шридхар.

Дождь промыл зеленые стебли сахарного тростника добела и превратил красную землю во дворе в вязкое месиво, по которому тяжело было идти коровам и людям. Велосипедные шины оставляли в земле глубокие следы, делая ее похожей на хаотичное поле битвы. Тучи поплыли по небу, и все погрузилось в темноту. Тучи заставляли жителей деревни думать, что уже больше времени, чем было на самом деле.

Отец поднял Пикея на телегу, которую везли два быка с лоснящимися шкурами. Над телегой возвышалась крыша из плетеного бамбука, а сзади стояла пара глиняных кувшинов с молоком от коровы бабушки и дедушки. Кучер кнутом хлестнул быков, и упряжка заскрипела по деревне. Отец и бабушка с дедушкой шли за повозкой и разговаривали, а Пикей сидел рядышком с матерью, на коленях которой лежала младшая сестра. Он не слышал, что говорил отец бабушке и дедушке, но надеялся, что он им объяснит, почему они не могут больше жить с ними и что они уезжают, чтобы мама могла вновь обрести радость. Через несколько минут повозка остановилась возле дерева ведьм и храма Шивы на краю деревни. Пикей посмотрел назад и увидел, как отец встал на колени перед бабушкой, приложился лбом к земле и дотронулся кончиками пальцев до ее ног. Пошел дождь, он намочил седые бабушкины волосы и желтое сари. По ее щекам тек дождь, а не слезы.

Повозка загромыхала дальше по узкой дороге среди полей. Пикей вновь обернулся на деревню, становившуюся все меньше. Спустя некоторое время он уже не мог различить ни дома, ни храм, ни кукурузные поля – над полями расстелился туман, поглотивший все. Бабушка осталась дрожащим желтым пятном на сером фоне. Потом и она растворилась в непогоде и сумерках. Он положил голову на бедро матери. Она прикрыла его голое тело тонкой, мягкой хлопчатобумажной тканью. Повозка продолжала двигаться по дороге, ведущей лесными полянами, мимо наполненных водой рисовых полей и по узким деревянным мостикам над бурными ручьями и реками. Тучи сделали вечер черным, как смола. Он всматривался в темноту, ничего не видя, но жадно ловя каждый звук. То были скрипящие колеса повозки и хорошо знакомые звуки леса: кваканье лягушек, стрекот сверчков и лай лис. Он чувствовал тепло мягкого бедра матери, ритм ее спокойного дыхания.

По ее щекам тек дождь, а не слезы.

Повозка достигла цели, он проснулся – мать гладила его по лбу. Его словно парализовало от усталости, и кучеру пришлось помочь вылезти мальчику из повозки. Пикей долго вглядывался в темноту, но ничего не мог разглядеть. Где его новый дом? Когда отец зажег масляную лампу, очертания нового дома проступили из темноты. Тогда он увидел, что щекотало ему ноги: он стоял на высокой зеленой траве. «Как это называется?» – спросил он. «Липтинга Сахи, – ответила его мать. – Он находится неподалеку от Атмолика, рядом с папиной работой и школой, куда ходят твои братья». Отец исчез в темноте, чтобы взять немного еды на кухне школы-интерната, и вернулся с полными жестяными банками. Потом они сидели на земле в новой хижине и ели свою первую еду в новой деревне, вдалеке от дедушки и бабушки. Внезапно существование озарилось новым светом, подумал Пикей и стал наблюдать за насекомыми, которые слетались, потрескивая, на белый свет лампы. Он с удивлением обнаружил, что у чечевичной каши появилась новая острота. Мир снова заиграл красками и приобрел вкус.

Печаль последних недель ощущалась до тех пор, пока их старый дом не остался далеко от них. Теперь, думал он, ничто не разлучит его с мамой.

Дом, в который они переехали, сбежав от бабушки, находился отдельно от других домов. Хижины соседей, стоявшие немного поодаль, смотрелись так, будто примыкали друг к другу. Пикей слышал доносившиеся оттуда детский смех и крики.

– Они принадлежат к нашему народу, – сказала мать, погладив его по голове.