Неверная - [47]

Каждый день в пять часов, когда я возвращалась из школы, в кухне на всю громкость включали радио, и сомалийская служба BBC сообщала Ханан, сколько людей Исак погибло и сколько ударилось в бега. В комнате мама и бабушка слушали то же самое. Ханан начинала кричать, проклиная Дхулбаханте, Мачертен и весь клан Дарод. Иногда мама теряла самообладание и выходила из комнаты, чтобы возразить ей. Эти две немолодые женщины вопили друг на друга среди кастрюль и плошек, мама выдавала импровизированное стихотворение, обвиняя Ханан в трусости, а та причитала в ответ, что мама еще большая трусиха, ведь она уехала из Сомали намного раньше. Бабушка тоже приходила на кухню и умоляла их успокоиться. А я просто убегала из дома, чтобы не слышать этих воплей.

Джавахир уговаривала меня переехать к ней, чтобы составить ей компанию и помогать по дому, пока Али был в долгом рейсе. Фадумо знала о ситуации у меня дома – все, что делают сомалийцы, тут же становится известно. Она поговорила с мамой и объяснила ей, что молодая замужняя сомалийка – прекрасная спутница для юной девушки. Да мама и сама понимала, как трудно мне было учиться в доме Абдиллахи Ахмеда. Так что я переехала к Джавахир – всего на несколько месяцев, чтобы подготовиться к экзаменам.

Я чувствовала себя взрослой. Дом Али был в Истли, сомалийском районе, так что я оставалась под присмотром клана. И все же там мне было гораздо свободней и спокойней, чем в убийственной атмосфере, окружавшей маму и Ханан. Когда муж был дома, Джавахир порхала в лучших нарядах и душилась благовониями. Али, казалось, не обращал на это никакого внимания, но всегда был добр и любезен.

Пока я жила у Джавахир, двое коллег Али предложили мне руку и сердце. Для меня это стало полной неожиданностью – когда мы услышали это в первый раз, Джавахир рассмеялась над моим изумлением. Но оба предложения были сделаны по всем правилам. Сначала оба мужчины пошли к Али, один за другим, а потом Али рассказывал мне о каждом из них: какой он усердный работник, хороший добытчик, надежный защитник. И конечно же Осман Махамуд. Али говорил, что я смогу переехать в дом неподалеку и муж будет обо мне заботиться. Речь шла только о деньгах и безопасности – ни тени той любви, о которой я читала в романах. Даже в болливудских фильмах и то было больше романтики.

Один из претендентов был особенно настойчив. Ему было под тридцать, и он был глубоко верующим мусульманином, но я считала его толстым, некрасивым и необразованным. Он обещал, что будет надежным мужем: это была его козырная карта. Если я соглашусь, он был готов поехать в Сомали и разыскать моего отца или хотя бы брата, чтобы получить их разрешение – конечно, только оно по-настоящему имело значение. И речи не было о взаимном влечении или совпадении интересов.

В глубине души мне все это казалось нереальным. Я совсем не так представляла себе сватовство. Мне хотелось чего-нибудь волнующего, чтобы жених был удалым и прекрасным, блестяще образованным, с чувством юмора. Я хотела парить над землей. Я боялась замужества, боялась, что мне придется жить так же, как Джавахир. Мне не хотелось стать толстой и старой, как моя одноклассница Зайнаб, превратиться в свою мать и заниматься сексом так, как Сара и Джавахир.

Обоим претендентам я вежливо ответила «нет». Али я объяснила, что хочу хотя бы окончить школу, прежде чем задуматься о браке. К счастью, мама меня поддержала. Она сказала Али, что меня нельзя сватать без отца и брата. Это было бы не по правилам, будто тайком. Но в глубине души, я уверена, она просто считала подобный брак недостойным меня.

* * *

Когда родители Халвы переехали в новый дом, который построили на одном из дорогих участков за городом, они предложили маме снять их прежнюю квартиру на Парк-роуд. В тот момент, когда мы уже собрались переезжать, из Могадишо вернулась Хавейя с полным чемоданом коротких юбок и искоркой во взгляде. Увидев ее, мама прикрыла глаза и воскликнула:

– О, Аллах! Теперь еще и это!

Мама надеялась, что Сомали обуздает Хавейю, но та вернулась еще своевольнее, чем прежде.

Хавейя открыла для себя другую сторону Сомали – не ту, на которую рассчитывала мама. Да, сомалийки стараются достичь baari – идеального поведения для женщины. Большинство из них прошли обрезание, чего не делают в арабских странах. Но по традиции сомалийки работают, благодаря чему отличаются от арабских женщин и становятся более свободными. Ислам никогда не имел в Сомали такого влияния, как в Саудовской Аравии, стране его истоков, а потому некоторые женщины поколения моего отца выглядели очень современно. Наша тетя, Ибадо Дхадей Маган, и даже, в некоторой степени, наша мачеха Марьян Фарах были примером для Хавейи. Они сильно отличались от нашей матери, которая застыла в пассивном, горьком оцепенении, с тех пор как отец покинул нас.

Хавейя вернулась к нам, планируя развлекаться и работать. Она сказала, что решила поехать обратно в Кению, потому что образование здесь лучше. Ибадо Дхадей убедила ее, что ей нужно получить специальность. Но Хавейя не хотела возвращаться в школу и готовиться к экзаменам – она считала, что уже слишком взрослая для этого. Так что она решила пойти на курсы секретарей, куда принимали без экзаменов.